— Добродию, пане родичу и друже мой, слушай: я Генеральный судья Кочубей удостоверились, что гетман Мазепа, забыв страх Божий, присягу свою и все милости к нему государевы, по согласию с королём польским Лещинским и с литовским коронным гетманом Вишневицким, имеет злодейское намерение великого государя убить или предать в руки неприятелей; вследствие чего Мазепа приказал, узнавши, что едет к нему в Батурин Александр Кикин, вообразил, что под именем его едет сам государь, и будто бы для чести монаршей, поставил многое число верных своих желнеров и бывших у него в службе короля Лещинскаго слуг, с заряженными ружьями, приказав им, как только государь на двор въедет, сделать по нём залпом выстрел, но когда гетман узнал, что едет подлинно Кикин, то и распустил желнеров...
Осипов выслушал слова Искры и написал всё слышанное, тотчас послал письмо к Киевскому губернатору, князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, которое заключил следующими словами: «Советуют царскому величеству оба, Кочубей и Искра, чтобы вельможность ваша, город Киев и себя накрепко от злобы Мазепиной остерегали, и когда будет он, клятвопреступник, в Киеве, то его задержать и не допуская до Белой Церкви, послать в оную несколько пехотных полков немедля; а буде из Киева он с полками выпустит, или полки его упредят в Белую Церковь, и тогда уже ему нечего учинить, кроме что всякой беды от него надеяться, для того, что с ним будет великая сила обеих сторон Днепра и польская: а как есть народ гибкий, и уже от него гетмана под именем царского величества весьма оскорблённый, не только гольтепа, кои тому рады, но и лучшие волю его исполнять готовы. Они же всё сие царскому величеству донося, милости просят, чтобы сне верное их донесение до времени у его царского величества было укрыто, для того, что некто из ближних его государевых секретарей, также и светлейшего князя Александра Даниловича, Мазепе о всём царственном поведении доносят, то и о сём если уведают, тотчас дадут ему знать».
Вместе с этим Осипов отправил такого же содержания письмо в Москву со своим писарем к царевичу.
Кочубей старался скрыть все действия свои от зорких глаз Мазепы — и ошибся: действительно, не было тайны, не только в гетманщине, но в Москве, Польше и Швеции, которой бы не знал Мазепа; недаром при нём безотлучна жила целая иезуитская академия, ректором которой, был Заленский.
Проведавши через иезуитов о затее Кочубея, Мазепа нисколько не смутился; содержание доноса — ему было доставлено из Москвы, действия гетмана, описанные в доносе, были представлены не в истинном свете: не то помышлял Мазепа, что на него взводили, и не так действовал, как думали о нём; и потому-то он был насчёт этого покоен духом; но в наказание доносчиков и для примера другим, решился привести в исполнение давно задуманное желание — погубить Кочубея и истребить весь его род; и тогда же из Хвастовки написал к царю письмо, которое так начал:
«Хотя бы мне ради глубокой старости, и обстоящих отовсюду болезней и печалей, приближающемуся до врат смертных, не надлежало так ревностно изпразднения чести моей жалети, и Ваше Царское Величество Всемилостивейшаго моего Государя, публичными о общей и государственной пользе, особенно в сие время военными делами отягащенного, беспокоить: обаче, желая усердно всеми моими внутренними и внешними силами, паче всякаго временнаго счастия и самого жития, дабы и по смерти моей не осталось в устах людских мерзкая проклятаго изменческаго имени о мне память; но да буду образ непоколебимой к Вашему Царскому Величеству верности...»
Действительно, Кочубей и Искра были правы, что царские министры в великой дружбе с гетманом и закроют всю истину доноса. Бояре и приближённые к царю были даже в заговоре с Мазепою — это всё наделало бритье бород, уничтожение теремов, возвеличение немцев, немецкие кафтаны, обычаи, табак и асамблеи. Головкин от которого зависело всё дело, был искреннейший друг Мазепы: и как не быть другом такого человека, который более двадцати лет с непоколебимою верностью служил московским царям, притом Мазепа богат и щедр на подарки, Мазепа не такой гетман, как были в стародавние годы гетманы, более предводители казаков на войне против турок и татар, нежели политики, и люди, от которых зависели бы дела королевств и Московского царства. Иван Степанович — знаменитое лицо: он не враг Карла XII, не подчинённый польскому королю, друг Лещинского, мудрый советодатель русского царя и гетман, славный гетман Украины и войска Запорожского. Иван Степанович — Князь Римской империи, второй кавалер ордена Андрея Первозванного[8], как же после всего этого не дружить было с ним министрам московского царя. В такой силе был Мазепа в эти для гетманщины несчастные дни.