Кочевая жизнь в Сибири

Белый, холодный и безмолвный, перед нами лежал огромный замёрзший океан, тускло освещенный тонким убывающим полумесяцем на востоке и причудливыми голубыми лентами полярного сияния на севере. Даже когда в морозном тумане над горизонтом взошло солнце, огромное и горячее, оно, казалось, не добавило ни тепла, ни жизни в этот суровый зимний пейзаж. В его тусклом красном свете померкли голубые трепещущие полосы полярного сияния, растворились луна и звёзды, снег окрасился в лёгкий розовый цвет, и на северо-западе возник великолепный мираж – вычурная насмешка над привычным ландшафтом. Как будто какой-то полярный чародей взмахнул волшебной палочкой, и бесплодная снежная равнина вдруг превратилась в голубое тропическое озеро, на далёком берегу которого возвышались стены, купола и стройные минареты огромного восточного города. Пышная листва деревьев нависала над чистой бирюзовой водой и отражалась в её глубинах, а верхушки белых стен только что осветились первым лучом восходящего солнца. Никогда ещё иллюзия лета посреди зимы, жизни в неживом не была такой осязаемой и совершенной. Человек почти инстинктивно оглядывался вокруг, чтобы убедиться, что это не сон, но когда его глаза снова обращались на северо-запад, на смутное голубое озеро, огромные дрожащие очертания миража опять вставали перед ним в своей неземной красоте, и «облачные башни и великолепные дворцы»[88], казалось, своей таинственной торжественностью упрекали сомнение, которое приписывало их сну. Яркое видение тускнело, затем вновь вспыхивало и вдруг рассыпалось, а из его руин поднимались две колоссальные колонны розового кварца, которые постепенно смыкали свои капители и образовывали титаническую небесную арку. Она, в свою очередь, превращалась в гигантскую крепость с массивными бастионами и контрфорсами, башнями и амбразурами, чьи резко очерченные светотени были столь же естественны, как и сама реальность. И эти призрачные миражи возникали не только на большом расстоянии. Во́рон, сидящий на снегу на расстоянии всего двухсот ярдов, был увеличен и искажен до неузнаваемости, а однажды, задержавшись немного позади остальных упряжек, я был поражен, увидев их летящими впереди по воздуху на высоте восьми или десяти футов от поверхности. Эти мнимые сани были перевернуты, а мнимые собаки бежали вверх ногами, и их очертания были почти так же ясны, как очертания настоящих саней и настоящих собак под ними. Этот любопытный феномен длился лишь мгновение, а за ним последовали другие, столь же странные, пока, наконец, мы полностью не утратили доверие нашему зрению и вообще перестали верить всему, к чему не могли прикоснуться руками. Каждый бугорок или тёмный предмет на снегу был ядром, вокруг которого формировались самые обманчивые образы, и пару раз мы начинали погоню с ружьями за волками и черными лисами, которые при ближайшем рассмотрении оказывались не чем иным, как во́ронами. Я никогда прежде не знал, что свет в атмосфере может так странно преломляться, и никогда ещё не бывал так обманут в размерах, форме и расстоянии до предметов на снегу.