Буш принес ещё и плохие новости. Они спустились к устью Анадыря, как уже сообщил мне священник, в начале июня и ждали там суда компании почти четыре месяца. Провизия в конце концов закончилась, и они были вынуждены изо дня в день питаться рыбой, которую им удавалось поймать, и голодать, когда им случалось не поймать ни одной. Соль они соскребали с бочки от солонины, оставленной в лагере Макрея прошлой зимой, а в качестве кофе пили воду с поджаренным рисом. В конце концов, однако, соль и рис закончились, и дневной рацион, часто скудный, был сведён к одной варёной рыбе. Положение их было, конечно, незавидным. Живя посреди обширной влажной тундры в пятидесяти милях от ближайшего леса, одеваясь в шкуры за неимением чего-либо другого, часто страдая от голода, постоянно страдая от комаров, от которых не было никакой защиты, и день за днём и неделю за неделей высматривая суда, которые никак не приходили. Наконец, в октябре прибыл барк «Золотые ворота», он привёз с собой двадцать пять человек и паровой катер, но уже наступила зима, и через пять дней, прежде чем они успели выгрузить груз, судно раздавило льдами. Экипаж и почти все припасы были спасены, но из-за этого численность отряда возросла с двадцати пяти до сорока семи человек без соответствующего увеличения провизии для их пропитания. К счастью, однако, в пределах досягаемости оказались кочующие чукчи, и Бушу удалось купить у них значительное количество оленей, которых он приказал заморозить для дальнейшего использования. После того, как замерзла река, Буш, как и Макрей прошлой зимой, остался без всякой возможности добраться до поселения на расстояние в 250 миль; но он предвидел эту трудность и оставил в Анадырске приказ, чтобы, если он не вернется на лодках до ледостава, ему на помощь послали собачьи упряжки. Несмотря на голод, собачьи упряжки были посланы, и Буш с двумя людьми вернулся на них в Анадырск. Найдя в поселение голод и запустение, он без промедления отправился в Гижигу, пока его измученные и голодные собаки ещё не все умерли.
Положение дел, когда я встретился с Бушем на вершине Русского Хребта, было вкратце следующим:
Сорок четыре человека жили в устье реки Анадырь, в 250 милях от ближайшего населенного пункта, с запасом провизии, которой им не хватит на всю зиму, и без всяких средств передвижения. Деревня Анадырск была безлюдна, и за исключением нескольких упряжек в Пенжине, во всем округе от Охотского моря до Берингова пролива не было свободных собак. Что можно было сделать в таких условиях? Мы с Бушем всю ночь обсуждали этот вопрос у костра под Русским Хребтом, но так и не смогли прийти к какому-либо окончательному решению, и, проспав три-четыре часа, отправились в Анадырск. Ближе к вечеру мы въехали в деревню – но её уже нельзя было назвать поселением. Две деревни выше по реке – Осолкин и Покоруков, имевшие в прошлую зиму такой благополучный вид, остались без единого жителя, а в Марково осталось лишь несколько голодных семей, у которых все собаки умерли и поэтому они не могли уйти. Ни одна собака не возвестила о нашем прибытии, ни один человек не вышел нам навстречу, окна домов были закрыты ставнями и наполовину заметены сугробами, в снегу не было тропинок, вся деревня была безмолвна и пустынна. Это выглядело так, как будто половина жителей умерла, а другая половина отправилась на их похороны! Мы остановились у небольшого бревенчатого домика, где Буш устроил свою штаб-квартиру, и провели остаток дня, обсуждая наше положение.