Книга живых

— Эх ты, Емеля! — вздохнул экскурсовод. — Нелюбопытен и беспечен наш народ. Ты «Тихий Дон» Михаила Александровича Шолохова читал?

— В школе проходили! — смутясь, ответил тот.

— В школе проходили! — передразнил его дед-экскурсовод. — Видать, что проходили.

И хотя эта своеобразная дискуссия, происходившая на глазах Казакова, вроде его не касалась, но он тоже чувствовал смущение. Потому что и для него эта история была терра инкогнита — земля неизведанная. Когда-то он тоже читал «Тихий Дон». Но почти ничего не помнит. А кино? Увы! Кино он видел еще курсантом Высшей школы КГБ. И в его памяти, кроме любовной истории Гришки Мелехова и Аксиньи Астаховой, ничего не задержалось.

— Воздалось этому убийце мальчишек сполна! Пожив пару месяцев с большевиками, казаки увидели, с кем имеют дело. Красные принялись убивать офицеров, священников, всех состоятельных людей. Грабить имущество, захватывать казачьи земли. И казаки поднялись. Начали громить красногвардейские отряды. К маю месяцу восемнадцатого года они взяли Новочеркасск, разгромили красные банды. И установили свою власть…

— А Подтелков-то что? — опять заехал с вопросом молодой казак Емельян.

— Тьфу ты! Подтелков собрал отряд агитаторов, верных ему людей, и хотел пробираться из Новочеркасска на север, чтобы провести мобилизацию. Но попал в плен к повстанцам. И военно-полевой суд приговорил его к смертной казни. Повесили его, как собаку. Его и Кривошлыкова, комиссара Донской Советской республики.

«Мне отмщение, и аз воздам», — пробормотал отец Анатолий. И добавил:

— Аминь!

— М-да! Грустная история! — почему-то до этого горевший жаждой мести, теперь с грустью пробормотал казачок.

— Теперь понятно, что это за знак такой, — сказал отец Анатолий.

— Скорее всего этим крестом был награжден один из тех, кто воевал вместе с Чернецовым. Не все они погибли. Кое-кто и спасся. Вот он, наверное, этот крест, когда пришли лихие времена, и спрятал. Геройский человек, видно, был, раз награжден офицерской шашкой и этим крестом.

— Может, в станице знают, кто это? — спросил Казаков.

— Это вряд ли! — заметил казак-охранник. — Станица-то ныне с гулькин нос. Людей осталась горсть.

— А вот что у меня еще, — Анатолий, не торопясь, достал из кармана денежный знак Вешенского восстания. — Они лежали вместе со знаком — наградой для чернецовцев.

— Ох ты, боже мой! — заквохтал дед-экскурсовод. — Да кто это? Где ж ты взял? Нам бы такую в музей.

— Я и принес их сюда, чтоб вам оставить.

— Давайте тогда пройдем в музей!

X

Экспозиция была хороша и очень богата. Начиналась она с показа жизни и быта казаков Дона.

Тут было на что посмотреть. И лодки, на которых рыбачили казаки в древние времена. И прялки. И разного рода сеялки да веялки. Ну и, конечно, одежда. Казачьи мундиры времен очаковских и покоренья Крыма.

Все родное, все свое. Согревало оно душу Анатолия.

А когда он увидел в одном из залов экскурсантов, одетых в полную казачью форму, — старенького дедушку и внучка, — сердце его аж умилилось.

Реально: казачьему роду нет переводу.

Но умиленность эта проходила по мере того, как они двигались по залам все дальше и дальше. Потому что дело катилось к Первой мировой, а затем и к Гражданской войне.

Так что и голос старенького экскурсовода по мере движения как-то грустнел:

— Долго бились сыны Тихого Дона с красным драконом. Но в конце концов изнемогли, — так и не выходя из эпического тона и напева, подошел дед к истории Верхне-Донского восстания, которое сейчас больше всего интересовало Казакова.