Книга вторая. Как я был волком

— Врешь, — уверенно произнесла она, положив подбородок на упор из одной ладони. Пальцы второй беззвучно забарабанили по полотну. На заднем плане ножки сложились одна на другую и тоже стали двигать пальчиками. Последнее было не столько видно, сколько слышно. Из-за этого мое чуткое ухо не могло избавиться от ощущения, что в постель снизу кто-то скребется. Это из-за рассказов об ужастиках. Только бы не поделиться впечатлением с девочкой, а то ее вообще кондрашка хватит. — Конечно же, врешь. Человек столько не выдержит без женитьбы.

— У нас встречаются и без женитьбы.

— Встречаются? Имеешь в виду… — Ее пораженное лицо поднялось: — Ворота на мосту не запираются?!

— У некоторых — да. Совершенно не запираются.

— Это грех.

— Да. Но некоторые на него идут.

— Зная, что гореть им в аду?

— Не думая об этом. Типа, это будет не скоро, а удовольствий хочется сейчас. Не поверишь, у скольких на груди крестик, а в груди нолик. Логика проста: как можно бояться адского огня, если душа нематериальна?

Люся засмеялась:

— Ой, забыла, что вы постоянно живете в аду.

— Еще в каком. Скажи, у вас кого называют папой, если есть такое слово?

— Конечно, есть. Как иначе?

— Один?! — не поверил я.

— Естественно. Папа — мамин муж.

— Каждые пять дней — новый?

— Иногда такие папы попадаются, обхохочешься! — вспомнила она что-то, вновь перевернувшись и положив руки под голову.

— Ты спрашивала про детей у меня. Как вы определяете, у кого есть?

— Ты же молодой. Если женишься меньше вот столько лун, — лежащая на спине, она сделала жест, будто сдается, и к моему лицу подлетели две пятерни, а один пальчик быстро поджался, — то детей нет.

Логично. Вместе с Люсей я подивился собственной глупости: не понимать столь очевидного.

— С вашим совершеннолетием… взрослением разобрался, вы сами решаете, когда. А когда уходите от мамы?

— С первой одеждой.

— Поясни, — потребовал я.

— Видел одежду детей?

Повспоминав, я покачал головой:

— У маленьких нет никакой одежды.

— Вот! Дети обоего пола вместе играют, вместе постигают мир. Вместе помогают взрослым, вместе отдыхают. Когда мальчики начинают чувствовать себя неуютно в компании девочек, они уходят на холостую половину долины. А девочки уходят в общежитие, когда к ним начинают проявлять интерес мужчины, ведь юнолюбие — один из тягчайших грехов.

Завозившаяся Люся поднялась с перины, обматываясь тряпочкой. Фигурка быстро растворилась во тьме.

— По необходимости, — сообщил девичий голосок стражам.

Не знаю, насколько глухи, но краснорожие поняли. Легкие шажки удалились в сопровождении гулких тяжелых. Если охранителей двое, остался один. Если вспомнить, что давно наступила ночь — этот единственный может и прикорнуть ненароком. Что, если попробовать сбежать?

Как вариант — есть шанс добежать до какого-нибудь окна. Даже до выхода. Что дальше?

«Напролом» отпадает за отсутствием смысла. Ищем другую возможность сделать для себя хоть что-то. Если не сделать, то хотя бы предусмотреть возможность.

Ноги слезли с перины, я вышел во тьму вслед за девушкой.

— По необходимости, — повторил сработавшую фразу.

У нас говорят «по нужде». Смысл тот же.

Страж, как и предполагалось, один. Стоит, сна ни в одном глазу. Возможно, сменился: рост и сложение у всех одинаковы, а рожи во тьме неразличимы. Впрочем, хождений я не слышал. А слух после жизни в стае у меня обостренный.

Охранитель мотнул направленным луком вглубь коридора. Навстречу уже вели Люсю, шарахнувшуюся в сторону, но узнавшую и спокойно прошедшую мимо. Ее-то зачем охраняют? Сбежит домой и что-то расскажет? Потом все равно расскажет. Выходит, что просто для порядку. Чтоб правитель знал, кто где в его дворце.

Вернувшись, я забрался на свою половину, годную для двух-трех меня. Люся лежала на своей половине, глядя в потолок. Едва я улегся и перестал ворочаться, она спросила:

— Скажи, у ровзов кровь как у нас? Красная и горячая?

— Я недавно ровз. Всю жизнь был человеком.

— Правда?! Дай руку.

Протянутую ладонь сжали цепкие пальчики.

— Теплая, — прошептал изумленный голосок. — А можно…

Она засмущалась. Чего еще удумала?

— …послушать, как бьется сердце? — закончила она. — Ну… если бьется.

— Пожалуйста, — с облегчением выдохнул я.

Люся быстро перекатилась ко мне, и прохладное ушко прижалось к груди. Девушка долго слушала, как стучит изнутри. Сильно стучит. Все сильней и сильней.

Я тихо проговорил:

— Вот слово ровз… опиши, как его понимаешь.

Просьба не показалась странной, особенно после заявления, что был человеком.

— Существо, выглядящее как человек, но без души. Животное. Адское создание для искушения.

Вот каким она меня видит. Приятно познакомиться.

Я отстранился, выползя из-под недоуменно поднявшейся головки. А еще об оболочках рассуждали.

— Красивых снов. — Я отвернулся, положив руку под голову.

— Как романтично звучит. У нас говорят «спокойной ночи».

У нас, вообще-то, тоже, но уже не хотелось вдаваться в подробности. Я закрыл глаза. Во что бы люди не верили, я соглашусь со всеми религиями, течениями и философиями в утверждении, где они небывало единодушны: что все остальные неправы.

Глава 7