Книга осенних демонов

— Они хотели ее убить. У нее были маленькие. Кажется, это исчезающий вид, но единственное, что им пришло в голову, это убить.

Меланья вздохнула. Максим стоял, опершись о стену террариума. В голубом комбинезоне он выглядел странно, словно чужой.

— Дело в том, что ты сделал то, чего люди не делают и не понимают. Не знаю, как тебе это объяснить.

В ее сотовом раздалась навязчивая мелодия электронной музыкальной шкатулки. Она ответила после некоторого колебания. Не любила телефонов. Редко случалось, чтобы они приносили добрые вести. Однако когда услышала скрипучий голос прабабки, поняла, что и на самом деле все плохо. Старшая рода не любила телефоны еще больше, чем Меланья. Если уж она была вынуждена звонить, то пользовалась допотопным дисковым аппаратом, который стоял у нее в коридоре, — настоящее произведение искусства блестело хромом и черными боками, подобно грустной шарманке. И всегда звонила домой. Сейчас же старшая рода не выдержала и позвонила Меланье на сотовый. Это означало, что небеса разверзлись.

— Все в бешенстве. Он обратил на себя внимание. Дитя, ведь об этом писали газеты!

— Ведь я нашла ему работу. Он не сделал ничего плохого — спас этого ребенка.

— Он обращает на себя внимание, понимаешь? Он загипнотизировал тигра, подчинил огромную кормящую тигрицу и приказал ей уйти на глазах нескольких десятков любопытных. Послушай — я уговорила Констанцию. У тебя будет еще один шанс, о дитя мое дорогое! Ты должна найти ему работу, понимаешь? Обыкновенную работу. В офисе.

— Он мог бы работать в службе охраны, — начала Меланья.

— Ты, видимо, сошла с ума! Ничего, что высвобождает агрессию. Ведь он кому-нибудь оторвет голову. Для него это естественно и обычно. Нет, Меланья! Никаких пожарников, лесников, никаких спецназов! Это не должен быть Тарзан, должен быть обычный человек. Серый и посредственный. Как все наши мужья. Работа, Меланья, офис, с восьми до пяти, галстук, папка. Ежедневно. На полную ставку. Он должен быть обычным до тошноты. Чадо, это действительно твой последний шанс. И его тоже. Господи, что с тобой происходит?! Ты была такая способная!

Это и не было трудно — бумаги Пелагеи творили чудеса. Она отвела его в какое-то безличное приземистое офисное здание и ждала в машине. Ей было грустно. Вначале это казалось даже забавным. Они покупали коричневые типичные костюмы, белые рубашки, галстуки, блестящие туфли, шерстяное пальто. Черный, пахнущий кожей портфель. Она купила ему еще и очки, собственно оправу со стеклами без диоптрий, стеклами, которые придавали ему умный вид. Ее это и в самом деле занимало. Она словно переодевала его в служащего — такой маскарад. Но потом он все это надел, и маскарад перестал быть смешным. Когда в конце завязал галстук и надел очки, она его не узнала.

А потом ей захотелось плакать.

Потому что он уже не был ее волком.

Когда он вернулся после удачного квалификационного теста, то абсолютно ничем не отличался от остальных работников, которые вместе с ним вышли через вертушку, чтобы уладить какие-то свои дела в городе или чтобы покурить, ежась от холода в своих пиджаках. Она его не узнала. Издали не могла сказать, кто из этих прилизанных безличных манекенов ее мужчина, ее оборотень. Увидела его только тогда, когда он подошел к машине, держа в одной руке папку и сложенную газету и перекинув через плечо пальто.

И тут она увидела весь остаток жизни, как в кратком фильме, как через перевернутую подзорную трубу. Бесконечной предсказуемой и обычной. Серой жизни серых людей.

Было ясно, что родственники на сей раз определенно будут довольны.

Только они.

В следующие недели они разговаривали очень мало, но, по сути, и виделись мало.

Когда он уходил, она еще спала. Если у нее был заказ и она делала фотографии, то она возвращалась поздно, и тогда он спал.

Как-то она спросила, в чем состоит его работа.

— Это ввод данных, — ответил он безразлично. — Я достаю тетради, распечатки и листочки, на которых много цифр. Эти цифры нужно внести в таблицу в соответствующие места, затем некоторые добавить, иные посчитать другим способом. Важно время и точность.

— Но что они значат? — спросила она, надеясь, что ей удастся вызвать у него хоть малейший интерес.

— Ничего, — ответил он и пожал плечами. — Это цифры.

— А люди приятные?

Максим засмеялся:

— Я не знаю. Большой зал разделен на боксы с рабочими столами. На каждом столе компьютер и телефон. Во время работы разговаривать нельзя. Когда работа закончена, мужчины говорят о деньгах, телефонах и машинах, которые им хотелось бы иметь, иногда о спорте, который они видели по телевизору. Женщины говорят о деньгах и на что хотели бы их потратить, о своих мужьях, которые их недостойны, и о детях, но в общем о проблемах, которые они им доставляют. Иногда о других несчастных женщинах, которых видели по телевизору. Это все. По сути, это нетрудно. Нужно только одеревенеть.

— Одеревенеть? — спросила Меланья.

— Да. Теперь мне даже не снится жизнь. Ни небо, ни лес. Снятся только цифры. И еще этот покалывающий небесный свет, который все время звенит, как туча комаров.