Руки у него дрожали всегда. Уже давно. Был Лукаш трезвый, пьяный или обкуренный, его руки дрожали так, что иногда он с трудом орудовал зажигалкой.
— Но мы ведь разговариваем.
Тишина.
В печке гудел огонь. Травы настойки работали в тишине.
Он выпил еще один стакан, немного поменьше. Граммов сто пятьдесят.
А потом начал говорить. Она не слушала. Это был один из его бессвязных монологов, который повторить невозможно. Что-то для него было важно, но что, он точно не знал, сюжет путался, но главным образом речь шла о том, что мир мерзок, жизнь несправедлива от самого основания, а Меланья была в ней единственным светлым пятном. Она слышала это уже сотни раз. Начиналось все со стандартного: «Только ты, слышишь, только ты, все остальное дерьмо», а заканчивалось: «Ты сгноила меня, дрянная девка!»
Она начала на него кричать. Даже не подозревала, что способна до такой степени повысить голос. Ссора была как битва на мечах. Ей даже казалось, что она видит эти стальные слова, острые как бритва, обходящие его пьяные дурацкие обещания и каждую минуту плавающие в крови. Она сказала ему все, что всегда хотела сказать, но боялась, и даже больше. Она нашла слова, которые ранили не хуже, чем ее горечь и гнев.
— Кроме того, мне нужен мужчина. Мужчина, слышишь ты, мерзавец, а не пьяный импотент c обвисшим членом.
Он запустил в нее бутылкой и перевернул стол. Она еще никогда в жизни не доводила его до такого бешенства. Она выбежала во двор. Прямо в чистое поле под горящей кровавой луной. Было почти совсем светло и серебристо-белоснежно. Ненатуральный ртутный мир. Он выскочил за ней и почти ухватил ее за свитер. Она вырвалась и почувствовала дуновение ветра на лице, когда его кулак промелькнул в нескольких сантиметрах от ее лица.
Меланья убегала. Легко оторвалась от него и побежала по протоптанной ею же тропинке, ведущей на волчью поляну. Она слышала его дыхание за спиной и треск веток, в которых он заплетался, беспорядочно размахивая кулаками во все стороны. Она остановилась и обернулась. Он потерял ее из виду и теперь метался по лесу, плача от ярости, пиная деревья и извергая ругательства. Не хватает только, чтобы он выместил весь гнев на деревьях и вернулся к избушке. Позвать его? Он поскользнулся на снегу и упал, а потом беспомощно барахтался на земле, худой, как паук. Раз так легко удалось от него убежать, он уже не казался таким опасным.
Адреналин привел к тому, что внезапно Меланья начала смеяться и хохотала все более истерически.
— Ну, иди сюда, хрен драный, покувыркаемся!
Он услышал ее, взревел: «Я убью тебя, сука!» — и бросился в ее сторону, как дикий кабан.
И когда она уже стояла на поляне в протоптанном круге кровавых знаков, в мертвом блеске огромной луны, вдруг ей перестало быть весело. Ей некуда было бежать. Волков не было. Никого не было. Только рассвирепевшее пьяное чудовище из черноты и белизны. С глазами пустыми, как пушечные стволы.
Первый удар обрушился на нее как цеп. Он попал наотмашь куда-то по ребрам, сразу повалив на землю. Удар по бедру отозвался у нее в мозгу. И тогда она вдруг поняла, что нет никакого Дара, есть только пьяный зверь, которого она заманила в далекую нелюдимую пущу, чтобы он забил ее до смерти.
Следующий удар попал ей куда-то в голову, еще один — по скуле, третий — по губам. Каждый был как взрыв звезды. Свой собственный крик она услышала издалека.
Он схватил ее за волосы и поставил на ноги. В его глазах пылало безумие. Приближалась смерть. Сейчас. Здесь. На пустой лесной поляне под серебристой луной.
— И где этот твой настоящий мужчина, сука? — процедил он сквозь зубы, занося дрожащий худой кулак аж за спину.
И тут-то она услышала вой. Громоподобный неандертальский рык, заканчивающийся подвывающей волчьей интонацией. И вновь поверила.
Плюнула ему в лицо слюной и кровью и улыбнулась красивой улыбкой.
— Уже идет сюда.
Она слышала хруст снега, треск веток, слышала, как что-то неудержимо, подобно локомотиву, мчится к ним. Все быстрее. Над лесом раздался глухой, ни на что не похожий хрип. Как грозный рык льва, как рев разъяренного мужчины, как ворчание волка.
Лукаш отпустил ее волосы и протрезвел.
— Что это? Что это такое? — произнес он со страхом и претензией в голосе.
И замолчал.
В долю секунды он был сметен в сторону огромной массой из мускулов и шерсти, которая выскочила откуда ни возьмись и ударила в него, как разогнавшаяся фура.
Она не видела деталей. Невдалеке на краю поляны сбились в клубок два тела.
Одно огромное, заросшее темно-коричневой шерстью, а другое худое, двухмерное. Из черноты и белизны. И алого цвета.