Книга осенних демонов

Когда она увидела освещенные окна избушки, уже не могла сдержаться и побежала.

Захлопнула дверь, оперлась о нее спиной, а потом очень медленно и методично собралась с силами. Проветрила кухню от дурманящего запаха трав и ладана, убрала выгоревшие свечки, вытерла написанные на доске мелом знаки. Чувствовала, как в голове звенит от усталости, но еще не могла идти спать. Вновь подбросила дров в печь и поставила на огонь кастрюлю. Потом вынула из сумки свою дорожную лабораторию: несколько судочков, мисочки из закаленной стали, бутылочки с настойками. Вновь открыла гримуар.

В пятнадцать минут второго закончила. Отлила полстакана из бутылки с настойкой дягиля и долила янтарной дымящейся жидкостью из металлической мисочки. Лукаш терпеть не мог травяных наливок, но ничего другого здесь ему не найти. Ему придется сделать исключение и все-таки выпить из этой бутылки с дягилем. В этот единственный раз. Потом уже ему больше не пить.

Она заставила себя все вымыть, а затем спрятала все свои вещи. Бутылочки — опять в шкатулки, травы — в мешочки, а все вместе — в специальную сумку. Наверху осталась сумка с фотоаппаратом, объективы, коробки с пленками. Фильтры. То, что ожидаешь обнаружить у фотографа во время работы.

И еще бутылка травяной настойки.

И два странных серебряных браслета, как сороконожки из ртути, лежащие в замшевом мешочке.

Меланья вынула из мешка спальник и разложила его на старом проваливающемся диване в избе. Где-то под потолком упорно хрустел шашель, прокладывая в бревнах дома свои коридоры. Трещали в печи дрова и шумел огонь.

Волки выть перестали.

* * *

Будильник, словно удар в лицо, вернул ее в реальность. Она выключила его на ощупь, прекратив электронное тявканье, и лежала в темноте в блаженном беспамятстве пробуждения. А потом все навалилось на нее разом. Лукаш, его сухие бешеные кулаки, его черные мысли и его гнев. Ссоры, крики и свинцовые слова, убивающие все, как выстрелы из карабина. Вой волков и ледяное электричество Дара текли в ее жилах. Слезы, паучьи буквы гримуара и липкий, дурманящий запах ладана обволакивал мозг тяжелым химическим похмельем.

Меланья вскипятила воду и наспех, как попало, умылась в тазу. Без ванны она все равно чувствовала себя грязной. Пригубила несколько глотков кисловатого растворимого кофе и оделась.

На улице начинало понемногу светать. Снег перестал идти, но таять не собирался. Было холодно. Она пошла по той же дороге, что и ночью, явственно различая свои слегка припорошенные снежной пылью следы. При дневном свете страхи исчезли, осталось лишь отчаяние. Вернулся и гнев. Не знающий жалости и прощения гнев разочарованной женщины.

В какой-то момент она уже подумала, что потеряла ту поляну, но оказалось, что поляна была, но только немного дальше, чем ей казалось. Она знала, что должна будет пройти эту дорогу еще три раза, поэтому пыталась запомнить как можно больше деталей. Кусты можжевельника, столпившиеся, как зеваки, вокруг места происшествия, старая кривая сосна, на которой обрубок сломанной ветки напоминает морду смеющегося верблюда. Старый дуб с овальным дуплом, похожим на кричащий рот.

А потом она вышла на поляну и нашла их. Четыре или пять волков лежали вокруг, как бурые шерстяные мешки. Подходила она осторожно, ноги были тяжелые, словно оловянные. Меланья еще никогда не видела их так близко. Во всяком случае диких. Те, что в зоопарке, выглядели жалко, совсем как худые, неухоженные дворовые собаки. А в объективе…то, что она видела, делая снимки, не казалось ей реальным. Мир, прошедший сквозь фотоаппарат, становился художественным творением, а не реальностью. Сейчас же перед ней лежали настоящие хищники, поросшие лохматой бурой шерстью. В середине поляны, поперек кровавого кабалистического круга, лежал на боку огромный, матерый волк, сложенный как бульдозер, невдалеке, зарывшись мордой в снег, лежал еще один, немного меньших размеров, возможно самка, дальше еще два. Один лежал без движения, другой же жалобно скулил, трогая носом обездвиженную волчицу. Увидев Меланью, волчонок вздыбил шерсть и попятился, скаля мелкие зубы и зло рыча.

Самец тяжело дышал, его бока ходили ритмично, как кузнечные мехи, задние лапы время от времени дергались, словно волк пытался подавить в себе действие лекарства. Меланья подошла к нему очень осторожно, с каждым шагом преодолевая внезапное мускульное сопротивление. Она была уверена, что этот матерый волк вдруг одним рывком станет на лапы и спустя секунду бросится на нее. Оскал пасти рождал уважение. Казалось, клыки были размером с ее пальцы. Одним ударом такая челюсть может размозжить кости.

Меланья стала на колени прямо перед ним и зубами стащила рукавицу. Очень медленно сунула руку в карман, ни на минуту не спуская взгляд с полуоткрытого глаза, затянутого голубоватой дымкой, и достала из кармана ликопеон.

Разъединила браслеты, а потом взяла очень осторожно и больший из них застегнула на правой лапе самца. Убрала пальцы.