Книга образов

и милые девы, и майские дни,

и Грааль, и гора, и пиры, и огни,

и статуя бога, куда ни взгляни,

на всех углах стоит.

Но под панцирем рыцаря дремлет,

под жесткой кольчугой жмется

и хмурится смерть. И он внемлет

словам: Пусть клинок взметнется

над изгородью железной,

неся мне освобожденье,

чужой клинок над бездной…

Тоска меня донимает

от долгого заточенья,-

прочь из каморки тесной!

Пусть смерть поет и играет

в свое воскресенье.

Перевод Т. Сильман

III. РЫЦАРЬ

(Из стихотворений к шестидесятилетию Ганса Тома)

Рыцарь, закованный в черную сталь,

скачет в ревущем кругу.

Вся жизнь — карусель: и день, и даль,

и друг, и враг, и пир, и печаль,

любовь, и лето, и лес, и Грааль,

и каждая улица — Божья скрижаль,

сам Бог — на каждом шагу.

Кто же панцирь черный неволит,

гнетет кольчуга стальная? -

Там смерть томится, и молит, и молит,

чужой клинок заклиная:

— Взвейся! Ты должен взвиться!

Ударь, чтоб сталь зазвенела!

Чтоб рухнула эта темница,

где я так устала

томить согбенное тело,-

чтоб я смогла распрямиться,

плясала и пела.

Перевод В. Леванского

IV. ДЕВИЧЬЯ МЕЛАНХОЛИЯ

Мой рыцарь юный предан мне

почти как древний стих.

Приходит он, как по весне

вихрь налетает в тишине,

уходит, как в голубизне

звон колокольный в стороне,

где свет преображен.

С глухой тоской наедине

слезу в прохладном полотне

ты прячешь: плач твой тих.

Мой рыцарь юный верен мне,

и он вооружен.

Улыбкою при ясном дне

сияет он, и в белизне

слоновой кости, в тонком сне

его черты, как свет в окне

морозном, жемчуг на стене

и при луне

страницы книг твоих.

Перевод В. Микушевича

V. НЕВЕСТА

Позови меня громко, о друг, позови,

вся я жажду любви, вся я жду у окна.

Здесь, в аллеях платанов, легла тишина;

вечер замер, усталый, давно,-

и темно.

Заключи меня в дом, где я мирно усну,

а не то — я сейчас встрепенусь,

только хрупкие руки мои протяну —

и в далекую ночь, в темноту, в тишину,

изольюсь…

Перевод А. Биска

V. НЕВЕСТА

Где ты, где ты, откликнись милый!

Солнце остыло, в окно заструилась прохлада.

В волнах старого сада

синева поглотила кусты.

Аллеи пусты.

Если в доме моем ты не ищещь крова,

и руки в даль окунать устану.

Вслед за бликами моего зова

в омут окна моего ночного

кану.

Перевод В. Куприянова

VI. ТИШИНА

Милая, слышишь, я руки вздымаю —

слышишь: шуршит…

Даже и это подслушают, знаю:

в ночь одиночества кто-то не спит.

Милая, слышишь движенье страницы:

это полеты нарушенных дум…

Милая, слышишь, как никнут ресницы:

мнится, и это — волнующий шум.

Шорох неясный, и робкий, и краткий

в сдавленной дали рождает волну,

в шелк тишины закрепит отпечатки,

небо и землю ласкает в плену.

Вздох мой колышет звезду голубую,

облаком легким всклубя;

все ароматы в себя я вколдую,

ангелов лунных я в небе волную;

только одну я не чую —

тебя.

Перевод А. Биска

VI. ТИШИНА

Слышишь, любовь, шевелю я рукою.

Чу! Шорох рук.

Найду ль, одинокий, движенье такое,

Что не подслушали б вещи вокруг.

Слышишь, любовь, я смыкаю ресницы.

Как, и этот шорох до слуха достиг.

Слышишь, любовь, их попытку раскрыться.

Отчего ж ты не здесь в этот миг!

Движений малых моих отпечаток

Шелковой тишью проступит, как след.

Каждый порыв, как бы ни был он краток,

И каждый мой вздох погрузит, поднимая

Звезду с собой.

У моих губ ароматы сошлись к водопою.

И кисти рук я прозреваю

Далеких ангелов.

(Две последние строки остались без перевода).

Перевод Б. Пастернака

VII. МУЗЫКА

Зачем, зачем?.. Была такая тишь,

И вдруг твои мечты зашелестели

Шагами вдоль оград… Зачем свирели

Не выронишь, души не пощадишь?

Зачем, зачем?.. Звучанье — как темница,

Где быть самим собой перестаешь;

Пусть жизнь сильна — еще сильней цевница,

Когда, тоскуя, жизнь в нее вдохнешь.

Молчанья дай душе, чтоб возвратилась

Туда, где, беспечальны и безмерны,

Венчают Мудрость, Молодость и Милость

Того, кто ускользнул от сладкой скверны

Как крыльями устало бьет душа!

Затем ли ты влечешь ее над бездной,

Паденьем и молчаньем устраша,

Чтоб возвратилась робко, чуть дыша,

Ко мне под окна музыкой любезной?

Перевод В. Топорова

VIII. АНГЕЛЫ

Они — с усталыми устами,

застыли в начатом стихе,

и в их мечты вплелась с веками

тоска — как будто о грехе.

Их лица — схожих ряд овалов,

и все молчанья их равны,

как много-много интервалов

в великой песне вышины.

Но чуть взмахнут они крылами —

пройдет воздушная струя,

как будто Бог в замолкшем храме

провел творящими руками

по темной книге бытия.

Перевод А. Биска

IX. О ДЕВУШКАХ

I

Пусть другие на долгих дорогах

поэтов неведомых ждут;

всюду ищут безлюдный приют,

где их юные лютни поют

об истомах и темных тревогах.

Но девушкам счастье дано

не искать — только смех их задорно

журчит, как жемчужные зерна

над серебряной чашей. И знай:

от них открывается каждая дверца

в сердце поэта,

как в сказочный край.

II

Девушки, ваш трепет ожиданья

лишь дано поэту разгадать

и вложить в звучанья и в сказанья:

так, в глубинах звездного сиянья,

мы привыкли вечность созерцать.

Но уста к поэту не склоняйте —

к молодым восторженным устам,-

если даже ласк он молит сам,

потому что в ночь, не забывайте,

снятся только девушки мечтам.

Пусть в саду он бродит, одинокий,

и, как вечных, в сердце вас хранит —

у воды, где шепчутся осоки,