Он сразу же понял, что остался один.
Оливер уселся. Тело протестующе заныло, откликаясь болью. Оливер застонал, стараясь сдержать слезы.
– Элай! – крикнул он. –
Ни звука шагов. Ни ответа. Ничего.
В желудке сжался тугой комок тошноты и голода.
И как он ни старался, снова расплакался. На этот раз не те сотрясающие тело рыдания, что прежде, – теперь Оливер плакал тихо, беззвучно, и слезы щекотали ему щеки лапками маленьких пауков.
Вдруг прямо у него над ухом раздался громкий шепот:
Оливер вскрикнул, непроизвольно отпрянул прочь…
Голос Элая. Но как он мог здесь появиться? Оливер не слышал, как он подошел. Никаких звуков, никакого движения, никаких изменений в тишине, сообщивших о возвращении Элая, – однако тот стоял рядом, склонившись к Оливеру.
– Элай? – спросил тот.
– Он самый. Я кое-что нашел.
– Где… где вы были, куда вы ушли? Каким образом вы…
– Смотри, смотри, смотри! – быстро произнес Элай. И вдруг…
Оливер вынужден был прищуриться – хотя свет и не был ярким, ему показалось, будто он смотрит на солнце. Пришлось закрыть глаза, оставив узенькие щелки, и все равно ослепительное сияние заполнило все вокруг.
Но постепенно глаза привыкли к свету. И тогда он разглядел его источник: маленькую старинную лампу. Похожую на чайничек со стеклом спереди, – но за стеклом была не лампочка, а крохотный огонек. Пляшущий подобно посаженной в клетку фее.
Насмотревшись на источник света, Оливер наконец посмотрел на того, кто его держал. И впервые увидел Элая Вассаго.
Маленькие черные глазки, устроившиеся на бледном лице. Слишком бледном.
– Извини, что так выгляжу, – сказал он. – Пришлось одолжить лицо у первого встречного. – Элай рассмеялся, однако Оливер не понял его шутку, совсем не понял. – Это карбидная лампа, – продолжал он, словно стремясь как можно скорее оставить позади неудачный юмор. – Вода медленно капает на шарик карбида кальция, и выделяется газ ацетилен, который горит вот в этом тоненьком фитиле. Если не ошибаюсь, это лампа середины двадцатого века.
– Каким образом она до сих пор работает?
У Элая в глазах сверкнули искорки.
– Магия, наверное.
– Я не верю в магию.
На это у Элая не было ответа. Повернувшись к Оливеру, он осмотрел его с ног до головы. Пристально. Можно сказать, печально.
– Ты только взгляни на себя, – наконец сказал Элай. – Бедный ребенок! Ты же еще совсем маленький. Сколько тебе лет, Оливер? Скажи мне.
– Двенадцать.
– Двенадцать. – Элай улыбнулся. – Помню себя в двенадцать лет. Хорошее было времечко! Сейчас мне уже тридцать два, я давно вышел из детства. Быть взрослым сложно. Но, наверное, еще сложнее быть ребенком, да?
Оливеру захотелось крикнуть: «Не хочу об этом говорить! Хочу только воспользоваться светом и поскорее выбраться из этого ужасного места!»
– Мы уходим отсюда? – спросил Оливер. Он услышал в собственном голосе нетерпение подобное тому, с каким царапается в дверь голодная собака. – Теперь мы сможем светить? Чтобы найти выход?
И опять Элай ничего не ответил. Глаза его озарились, и он достал что-то из-за пазухи.
– Оп! Ты только посмотри! Я нашел кое-что еще.
Элай покрутил своей находкой – Оливеру она показалась старым альбомом.
Элай прочитал вслух напечатанное на обложке название:
– «Книга несчастных случаев».
– И что? Какой-то глупый альбом.
– Тсс! Послушай! Это журнал. Шахтный мастер заносил в него все случившиеся на шахте происшествия, крупные и мелкие. Учет важен, Оливер, очень важен! Нельзя же жить без учета, правильно?
– Я просто хочу выбраться отсюда. – Оливер заморгал, прогоняя слезы.
– Знаю. Знаю. Мы обязательно отсюда выберемся. Я нашел дорогу. Знак, указывающий, как выйти. Но сначала я хочу продолжить поиски. Возможно, мы найдем здесь кое-что еще, Оливер. Может,
Оливер больше не мог сдерживать свое раздражение.
– Что?! – воскликнул он. – Нам нельзя оставаться здесь!
– Покажу, покажу, мы пойдем туда, обещаю. Скоро.
– Нет.
– Сейчас я должен загасить лампу, Оливер.
– Подождите, нет! У нас же есть свет, давайте им пользоваться!
– Я не хочу, чтобы карбид догорел. Этих маленьких шариков хватает ненадолго, и одному богу известно, как сильно тот, что в лампе, съежился от времени и использования. Потом мы снова ее зажжем.