Книга формы и пустоты

Он вернулся к работе, а я еще немного посидел там, думая о любви. Мне хотелось расспросить его об Алеф: слышал ли он что-нибудь о ней, например, куда она подевалась, – но я знал, что он тоже скучает по ней, и не хотел расстраивать его напоминанием. Кейс с эпической поэмой «Земля» был приторочен к спинке инвалидного кресла упругими шнурами. Славой столько раз терял и чудом находил свою поэму, что теперь, когда она почти закончена, больше не хочет рисковать.

– Я не религиозный человек, – сообщил он. – Великий философ Карл Маркс однажды написал: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира и душа бездушных условий. Это опиум для народа». Может быть, вы учили в школе эту знаменитую цитату?

– Нет.

– А не мешало бы. В общем, как я сказал выше, я не религиозный человек, фактически атеист, однако теперь, когда я почти закончил писать книгу, я частенько ловлю себя на том, что молюсь: «Пожалуйста, Боже милостивый, не дай мне умереть, пока я не закончу свою книгу!»

Я представил себе, что моя Книга сказала бы о писательском эго, но решил не поднимать эту тему, а спросил его о Боге.

– Если ты не веришь, что Бог реален, то зачем Богу тебе помогать? Тебе не кажется, что он видит разницу между тем, кто действительно верит, и тем, кто просто притворяется?

– Бог – это история, – ответил он. – Я верю в истории, и Бог это знает. Истории реальны, мой мальчик. Они имеют значение. Если теряешь веру в свою историю, то теряешь себя самого.

Я задумался. Я никогда не рассказывал Би-мену ни о своей Книге, ни обо всех тех несвязанных вещах, которые она показала мне в ту ночь в Переплетной, ни обо всех тех историях, которые она рассказала мне о моей собственной жизни и которые я не знал или пытался забыть.

– У меня много историй, – сказал я. – Я начал терять их, но голоса напомнили.

– «Правда об историях состоит в том, что они – это все, чем мы являемся». Так однажды сказал известный писатель из племени чероки по имени Томас Кинг. Мы – это истории, которые мы рассказываем сами себе, Бенни-бой. Мы сочиняем себя. Мы сочиняем и друг друга.

«Интересно, есть ли в его поэме Алеф или, например, я. Это было бы очень странно – оказаться в чьей-нибудь еще поэме или книге».

К слову, о книгах, вот еще что произошло. Моей маме позвонила Кори и сказала, что Айкон, писательница-буддистка, по которой мама фанатеет и которой она изливала душу в письмах, проводит в Библиотеке встречу с читателями «Чистой магии», так не хотим ли мы пойти? Я не хотел, но мама очень хотела, так что я пошел с ней, решив: если станет слишком скучно, посижу на Девятом этаже. Мы пришли пораньше, и Кори отвела нас в кабинет главного библиотекаря, где уже сидела Айкон, и когда я вошел, она посмотрела на меня, и ее глаза расширились, как будто она узнала меня.

«Ах! Ты Каннон!» – сказала она, и я этого, конечно, тогда не понял. Я думал, она сказала, что я пушка[90], и хотя я много знаю о средневековом оружии и осадных машинах, в этом не было никакого смысла. Но потом другая женщина-переводчик, довольно хорошо говорившая по-английски, рассказала о Каннон с тысячей рук и одиннадцатью головами, которая слышит голоса кричащих существ. Я сказал, что да, что-то такое есть, а когда она сказала, что Каннон – буддийская святая сострадания, мама прослезилась и сказала: «О, да! Бенни очень сострадательный!» – а потом она обняла меня, и я не сопротивлялся, хотя успел возразить, что у меня только две руки и одна голова.

Потом Ма отколола действительно безумный номер. Она пришла на встречу с хозяйственным пакетом, и тут она открывает его и вытаскивает коробку с прахом моего отца, которую, очевидно, стащила с моей книжной полки. Она вручает его Айкон, и клянусь, если бы я знал, что она собирается это сделать, я бы категорически возражал, но такая выходка вполне в духе моей мамы. Айкон думала, что это подарок, и она такая: «Ах, как вы добры!» – но мама тут же объяснила, что нет, это прах моего отца, и рассказала, что мы не устраивали похорон из-за того, что он был буддистом. Она спросила Айкон, не может ли та благословить его или что-нибудь в этом роде, и Айкон, ни капельки не удивившись, сказала «конечно». И тут вдруг все по-серьезному этим занялись, и Кори с главной библиотекаршей расчистили место на одной из книжных полок и положили туда пепел. У Айкон был с собой маленький нагрудник, который она надела на шею, а в сумке оказались спички, свечка и деревянная коробочка с благовониями. Мне показалось немного странным, что она везде носит с собой этот набор и всегда готова к тому, что кому-нибудь могут понадобиться внезапные похороны, но для монахинь это, наверное, нормально.