– А та девушка, которую мерзкий английский дьявол убил в доме госпожи Цзо, – как бы между прочим поинтересовался Эшер, – она была из семьи Мяо или из Шэнь?
– Из
– Братья Шэнь Ми Цин – слуги в посольстве?
– Нет, но все их родственники служат там, – Линь доела пельмешек и облизнула пальцы. – Би Сю сказал моему мужу, что братьям Ми Цин стоит просто подкараулить мерзкого английского дьявола возле дома госпожи Цзо, когда он в следующий раз придёт за девицей. Он туда ходит раз в неделю, хотя обычно просто бьёт девушек или режет. Но Би Ван, мой муж, сказал, что не надо делать глупостей. Пока наш народ будет рабами имперских интересов Запада, никакой справедливости жителям Китая не видать – так что нельзя просто взять и убить английского дьявола посреди улицы.
«По крайней мере, до тех пор, пока его не объявят предателем, продающим информацию немцам», – мысленно закончил Эшер. Линь явно повторяла чужие реплики, наслушавшись разговоров мужа сестры с друзьями, но тем не менее в её глазах горел искренний гнев – гнев на тех мужчин, что маршировали по Цзянмынь Та-цзе в девятьсот первом, на немецких солдат, оккупировавших сейчас Шаньдунь, на японцев, захвативших Формозу и теперь облизывающихся на Маньчжурию со всеми её запасами угля и железа…
Джеймс вспомнил того побитого оспой командира ополчения, встретившегося ему в горах, оборванцев, отнявших у него одно из лучших пальто, тощих австралийских лошадей, на которых ездили британские солдаты, фермеров, изгнанных с собственных земель голодом и непомерными налогами… А потом ему на ум пришёл тот лощёный молодой секретарь по имени Хуан Да-фэн, распускавший хвост перед офицерами Запада на приёме у Эддингтона, и элегантная женщина, которую этот секретарь держал под руку…
«Она заправляет половиной пекинских борделей…»
Неудивительно, что сидевшая рядом с Джеймсом девушка кипела гневом.
Шэнь Ми Цин. А Гобарт, наверное, так и не узнал её имени.
Эшер почувствовал, как и его самого охватывает злость на этого человека, захлёстывает, как жгучая алая волна, и задумался, а что бы сделал он сам, если бы кто-то навредил Миранде или Лидии, – да хотя бы его невыносимым, истеричным, избалованным племянницам и кузинам, ей-богу! – но при этом по каким-то причинам оказался недосягаем для справедливого возмездия законным путём…
И сам содрогнулся от первой пришедшей в голову мысли: «Я поговорил бы с Исидро. Потому что он бы точно отомстил не раздумывая».
Позже, когда Линь ушла, Эшер перебрался в дальний угол своего чэньфаня, куда перетащил жаровню и одеяла и где царил практически такой же колючий холод, как во дворике снаружи.
«Вот именно поэтому Карлебах и стремится уничтожить любого вампира, где бы тот ни объявился, – думал Джеймс. – Ради спасения душ тех живых, кому не грозит смерть от руки немёртвых. Ради спасения всех душ мира, если вдруг какой-то из них вздумает использовать немёртвых ради собственной выгоды, в обход закона».
Не по этой ли причине и сам Исидро решился на опаснейшее путешествие в Китай, когда узнал о появлении Иных?
Кто его знает – сложные интеллектуальные игрища всегда увлекали Исидро больше, чем простая охота. Возможно, он, как умелый шахматист, просто наперёд просчитал, чего смогут достичь правительства живых, обретя власть над подобными существами. А может быть, им двигали совсем иные причины.
В конце концов, Дон Кихот, как помнил Джеймс, тоже был испанцем…
Он надеялся, что Исидро заглянет к нему этой ночью – с весточкой от Лидии, или с новостями об Иных, или о пекинских вампирах, – и потому долгое время лежал, глядя на то, как сквозь дыры в старой крыше льётся лунный свет, пока наконец не уснул.
Самым сложным для Лидии оказалось не проболтаться Эллен или Карлебаху.
Полиция обнаружила окровавленные пальто и пиджак Джейми в северо-западном районе так называемого Татарского города, недалеко от обмелевших озёр, которые местные звали Каменными остовами моря. Это произошло поздно днём, тридцать первого октября, в четверг. А на следующее утро из ближайшего канала выловили голого утопленника, искалеченного так жутко, что нельзя было даже определить, азиат это или европеец, хотя рост в шесть футов совпадал с ростом Джейми. Лидия заперлась в спальне гостиницы, изображая приступ горя, и целые сутки не впускала туда ни старого профессора, ни собственную горничную.