Княжна Мстиславская

Купчина вытащил щепочку из зубов, глянул на лодку. Три боевых мужика, сразу видать, - толстой кожи безрукавки, сабли на поясах, за голенищами ножи, бороды короткие, а волосы собраны узлом на затылке. Рожи самые бывалые и наглые.

- А где ваш караван? – хрипло спросил купчина, наклонясь на борт.

- На устье Рузы стоит, там царский дьяк вину с пленных шведов снимает, - махнул рукой Егор. – Одного уже повесил. Ох, и злой нынче дьяк.

Повернувшись назад, купчина что-то забормотал кормщику. Видно, встреча с царским дьяком не входила в его планы. Лучше уж с разбойниками встретиться, чем с ним. Караван пошёл, шибче прижимаясь к правому берегу Рузы, чтоб сразу по крутой дуге выйти в Москва-реку и на большом ходу пройти мимо царского каравана. А станут им чего кричать, так не услышали. Казаки увидели, что купчина уселся ниже борта и только голова торчит. Может, царский дьяк и не заметит.

Гребли, попеременно меняясь местами. Егор садился то вместо Митрошки, то Арефия. Пропустили ещё один караван, большой, лодий на восемь. Шли английские купцы, надменные сухощавые рожи свои даже не поворотили в сторону казаков. Спросили кормщика с первой ладьи, где их бурлаки. Тоже оставили в Горбово.

- Думаю, наймём людишек, - сказал Арефий, развалясь на кормовой доске. – Аккуратней гребите, а то меня качает.

Он надменно стряхнул капельку воды с рукава. Усмехнувшись, Егор дал леща веслом, окатив приятеля лёгкими брызгами. Митрошка захохотал, вытирая слёзы, пробормотал, что дескать, боярин промок, надо на печку его посадить.

- Так высохнет, - улыбнулся Егор.

Митрошка ещё сильней засмеялся.

Часа через три решили привал сделать. Солнце уже высоко поднялось и хотя вышли казаки почти с рассветом, было уже жарко. Егор решил дойти до ближайшего мыска, и там уж остановиться, перекусить, размяться и дальше. Но там показалось сельцо, на берегу ходили, качаясь, мужики и горланили песни.

- Горбово, что ли? – приподнялся Митрошка. Он сейчас на руле сидел.

Так и оказалось, Горбово.

Перекусив – на всех один каравай – и запив водой из речки, Егор с Арефием отправились нанимать бурлаков. Митрошка стерёг лодку. Едва казаки поднялись на берег, как из кустов вылезли три похмельные рожи. Оборванцы, в одних штанах, всё остальное, видать уже пропили – и заработок, и рубахи, и лапти.

- Пошёл вон! – здоровенный, с багровым лицом пьяницы оборванец пнул по лодке.

- Это моя душегубка, сам делал! – подтвердил второй, жилистый, на груди три рваных, косо заросших шрама.

Егор задержался, глядя вниз, но Митрошка успокаивающе махнул им рукой, дескать, идите себе спокойно. Переглянувшись с Арефием, есаул усмехнулся.

- Никуда не денутся, - решили казаки.

Быстро отстегнув саблю, Митрошка бросил её на дно лодки, легко выскочил на мелководье и без всяких разговоров, присев, левой рукой ударил здоровяка в правую половину живота. Багровая рожа посинела, оборванец закряхтел, согнулся, ноги подогнулись, он пал на колени и завыл.

А Митрошка уже колошматил жилистого. Тот дёргал руками, пытаясь схватить дьякова бойца, но не получалось. Такие сухие, будто из жил сплетённые, поопасней прочих силачей. Схватят, так и не вырваться. Но Митрошка всё это знал. Треснув противника по затылку, он от души пнул его под зад. Оборванец воспарил как птица лебедь и размахивая грязными руками, как крылами, пролетел над лодкой и рухнул в речку.

Третий оборванец даже понять не успел, что случилось. Увидев, что приятели стонут и еле ворочаются в мокром песке, он упал на колени и завопил: «Пресвятая дева, убереги меня от напасти!».

- Доставай дружков своих! – велел ему Митрошка. – Сейчас с нами пойдёте.

Немного отошедший от боли здоровяк поднялся, всё ещё перекошенный, заметил саблю в лодке и было потянулся за ней.

- Тронешь, руку отрублю, - заорал Митрошка и скорчил жуткую рожу.

Багровая рожа отскочил, ноги подвели и он бухнулся в воду.

- Вон там, в тенёчке отлежитесь, - велел им боец. - Сейчас есаул придёт, рядиться станем. Нам караван надо до Новгорода довести.

- А мы с вами, - радостно осклабился жилистый. - Мы оттудова и есть.

Тот бродяга, что пал на колени, снова начал молиться святой Софии, что приведёт их домой.

Митрошка дал им каравай, велел перекусить, да и поспать, пока есаул не придёт. Оборванцы почесали затылки, спорить не стали, попросили только браги им прикупить, но Митрошка показал им кулак. На этом и успокоились.

Казаки бродили по селу, искали бурлаков на работу. Но пока не получалось. Около сотни пьяных оборванцев еле бродили по берегу или валялись где попало. Гулял народ, два местных кабатчика едва успевали привозить на телегах огромные корчаги с брагой. Шипучая, вонючая, но самая желанная для тех, кто проделал огромный путь пешком от Новгорода.

Трезвые, с саблями за поясом, казаки привлекали внимание. Из кабака вышел огромного роста рыжий мужик. Голова брита наголо, борода лопатой. Одет богато – сапоги, штаны невиданного фасону, полосатые, узкие. Кафтан жёлтый, как куриный желток, в руке глиняная кружка, откуда каплет бражка.