Княжья доля

Единственное, что слегка его притормозило, — уж очень правдоподобная бутафория, окружавшая новоиспеченного князя со всех сторон, а также еще более сильное желание досмотреть постановку до конца.

К тому же было непонятно еще одно загадочное обстоятельство. Оказывается, шапочное знакомство со старославянским языком, которое имело место еще в пединституте, как-то вдруг переросло у него в более весомое.

Во всяком случае, он прекрасно понимал речь мужика, невзирая на огромное количество устаревших слов, которыми тот сыпал. С чего бы вдруг в нем пробудились эдакие познания?

Поэтому он, сдержавшись и окончательно решив подыграть в меру сил артистам, сказал ровным, миролюбивым тоном ползающему в ногах мужику:

— Ну все, хватит. Сядь и угомонись. Считай, что я тебя простил.

Заткнулся тот сразу, будто ему с размаху кляп в рот засунули. Сел на пол, выпучил на Константина недоверчиво глаза и в таком положении застыл как статуя.

Новоиспеченный князь тем временем осторожненько приложился к ковшу.

Содержимое, надо признаться, пришлось ему по душе и по вкусу. Впрочем, злоупотреблять данным зельем не стоило, поскольку предстояло разобраться, что же, в конце концов, с ним приключилось.

Он уж хотел было аккуратненько порасспросить эту бородатую рожу, но тут в избу вошел приземистый дядька лет сорока пяти, одетый во что-то до жути старинное, но нарядное, и тоже с окладистой бородой, в которую он надежно запрятал и свой нос картошкой, и узенькие, как у какого-нибудь китайца, глазки.

Более того, чтобы еще надежнее скрыть свою внешность, сей мужик отрастил необыкновенно мохнатые кустистые брови. Борода его поднималась до самих глаз, а брови свешивались книзу. Таким образом маскировка обеспечивалась полностью.

Увидев вошедшего, обладатель рожи номер раз вышел из состояния ступора и довольно-таки резво отполз к лавке у противоположной стены, испуганно глядя то на него, то на Константина.

— Стременной твой горланил уж больно громко, вот я и зашел глянуть, не случилось ли чего, — пояснил цель своего прихода нарядный мужик и поинтересовался: — Али не угодил чем тебе Епифашка, князь?

Непонятно почему, но вошедший Константину сразу не понравился. Какой-то он был уж очень лживый, даже на вид. Именно поэтому Костя не стал вдаваться в подробности, а только хмуро заметил:

— Да неуклюжий он слегка, а так ничего.

Нарядный мужик, которого Костя успел мысленно окрестить жуликом, оценил ситуацию почти мгновенно. Лицо его побагровело, и он, грозно повернувшись к перепуганному стременному, замахнулся на того плеткой.

— Собака поганая, смерд подлый, — прошипел он сквозь зубы и с размаху перетянул его вдоль спины, потом ухватил за бороду и рявкнул: — Так-то ты князю нашему служишь! — Повернувшись к Константину, он льстиво и как-то уговаривающе добавил: — Дозволь, князюшко, я ему сам наказание учиню, дабы впредь руки крепко твое добро держали?

Молчавший дотоле стременной вдруг пронзительно завопил:

— Смилуйся, боярин! Каюсь, промашка вышла! Искуплю верной службой!

— Оставь его, — буркнул Костя. — Сам накажу.

— Только ты уж его, — боярин нехотя выпустил бороду из рук, — не калечь. Стременной он смышленый, а то, что рука у него дрогнула, так это от страху. Известно, ты поутру вельми неласков, а длань у тебя тяжелая, вот он и… — Тут он еще раз посмотрел на мокрые благоухающие штаны Кости и поморщился. — Ишь как воняет. А ну, живо порты сухие князю неси! — Уточнив: — Тока не красные, они в терему у княж Ингваря занадобятся. Да исподнее не забудь! — крикнул он вслед Епифашке, пулей метнувшемуся к выходу. Затем, дождавшись, когда тот убежал, подошел вплотную и шепнул вполголоса: — Может, прикажешь мне речь вести с князем Ингварем? Боюсь я, вспылить ты можешь по младости, коли он норов свой выкажет, а нам без согласия его самого, да и братьев его возвращаться к князю Глебу никак не можно.

Константин медленно махнул рукой, постепенно вживаясь в роль князя, непонятно, правда, какого.

— После решу.

— Ну гляди сам, — с еле заметной угрозой в голосе буркнул боярин. — Только опосля чтоб не каялся. Князь Глеб в первую голову с тебя, с брательника спросит, коль не справимся.

— А с тебя? — задал Костя вопрос, которым не столько пытался парировать эту явную угрозу, сколько хотел выжать еще чуток информации, так необходимой теперь.

— И с меня тоже, — покладисто согласился тот. — Только я хоть и набольший из твоих бояр, да все не князь. Посему и спрос первый не с боярина Онуфрия, а с князя Константина будет. — И он заторопился к выходу, явно довольный тем, как лихо он его, Костю, уделал, что тот аж вздрогнул.

Но он ошибался. Причина была вовсе не в испуге перед гневом неведомого князя Глеба, а в том, что этот якобы боярин назвал его настоящее имя.

«Прокол», — усмехнулся Костя, с иронией глядя в спину бородачу, который, перед тем как выйти и уже открыв скрипучую дверь, деловито добавил:

— Надо бы поспешить, княже. Солнышко вон уж вовсю гуляет, мы и так припозднились.

Вялый кивок был ему ответом, мол, успеем, и Константин вновь принялся размышлять.