Уж очень буднично — никакой тебе мистики, никаких божественных посланцев и дьявольских наваждений, а ведь даже любого циника и прожженного скептика порою тянет соприкоснуться с чудом.
Хоть краешком, самую малость, одним глазком…
Орешкин разочарованно крякнул. Алексей Владимирович внимательно посмотрел на своего собеседника, но обошелся без комментариев, вернувшись к прежней теме:
— Так вот, представьте, что, чувствуя за собой некоторую вину, космический разум решил предложить решить эту очень серьезную проблему представителю Земли.
— Погодите-погодите, — нахмурился Орешкин. — Я что-то не пойму. Какую проблему?
— Успешное противодействие наблюдателю, представляющему активное Зло, или Хаос — тут уж как вам самим угодно. Идеальным выглядело бы его уничтожение, но это из разряда мечтаний. Заодно разум посмотрел бы и тщательно проанализировал действия и поступки самого человека, чтобы понять, насколько потомок отличается от предков и в какую сторону — худшую или лучшую.
— А это зачем? — удивился Константин.
Двойственное чувство, что ничего не значащий теоретический разговор на самом деле не такой уж теоретический, по-прежнему не покидало его. Более того, после высказанных теорий, о которых он ранее и слыхом не слыхивал, но главное — появления перед ним волхва, оно укрепилось еще сильнее.
— Ну, скажем, исходя из его поведения космический разум мог бы принять окончательное решение, есть ли смысл помогать этой цивилизации, тем более вмешиваться в ее дела, пусть даже и с самыми благими намерениями.
— Но люди все разные, — пожал плечами Константин. — Всегда и во все времена были и злодеи, и святые. Как тут можно сравнивать?
— А если брать обычного человека? — возразил Алексей Владимирович. — Мало того, еще и поставить перед ним ряд совершенно типичных ситуаций.
— Значит, по-вашему, я обычный, — слегка возмутился Костя и, хмуро уставившись в окно, обиженно хмыкнул. — Третий сорт не брак.
— Ну зачем же так о себе, — пожурил его собеседник. — Вы-то как раз вариант весьма приличный, причем кое-что у вас даже несколько выше среднего. Например, у вас имеется очень много достоинств: доброта, ум, чувство прекрасного, гуманизм, любовь к родине, уважение к другим людям, широкий кругозор, неплохие знания… Дальше перечислять?
— Не стоит, — буркнул Костя. — Лучше скажите, чего у меня нет.
— Практически все хорошие качества, присущие человеку, у вас имеются, — уклончиво заверил его Алексей Владимирович. — Другое дело, что ряд из них развит несколько меньше, нежели другие. Что же касается морально-этических, то тут… покажет эксперимент. — И после паузы вновь предложил: — Так как, согласились бы на участие? Только попрошу не забывать условие: срок его не определен, но то, что он весьма длительный, однозначно. Возможно, на годы или даже десятилетия. Более того, неизвестно, вернетесь ли вы вообще.
— Погодите-погодите, — заволновался Орешкин. — Я что-то не пойму про невозвращение. Это как?
— А так, — пожал плечами его собеседник. — Есть вероятность погибнуть.
— Веселенькие дела, — покрутил головой Костя. — И правда, если б такое было на самом деле, то… Интересно, а до меня вы такое кому-нибудь предлагали? Ну-у как теоретический вариант.
— Честно говоря, — невесело усмехнулся Алексей Владимирович, — вы у меня последняя попытка.
— То есть как? — не понял Костя.
Его собеседник замялся, но пояснил:
— Устал. Не буду говорить, какой именно вы по счету, но что последний — точно. Уж очень жесткие условия я предлагаю. Во-первых, никакой оплаты, и более того, даже никакой компенсации возможных будущих потерь участника-добровольца.
— Не понял, — насторожился Костя.
— Очень просто. Предположим, что вы прожили там всю жизнь и возвращаетесь оттуда дряхлым стариком, одноногим и слепым. Так вот, никакой компенсации — ни материальной, ни духовной — за это ждать не следует.
— Даже в случае успеха?
Алексей Владимирович кивнул, продолжая неотрывно вглядываться в лицо своего собеседника.
— Брр, — передернул плечами потенциальный одноногий слепец.
— Как я заметил, вы тоже не жаждете окунуться в реку истории. Действительно, куда проще и безопаснее наблюдать за ее причудливым течением, за стремнинами, водопадами, водоворотами и омутами, сидя на безопасном берегу. Правда, берег этот через два-три десятилетия, как я уже сказал, может обвалиться без шансов на спасение, но когда это еще будет, верно?
Костя угрюмо молчал. А чего скрывать — и впрямь на берегу проще и безопаснее.
Можно было бы соврать. Даже мелькнула на миг мыслишка сказать, что, дескать, ничего подобного, вот я как раз готов хоть куда, даже если надо в Древний Египет или рабовладельческий Рим, но… не поворачивался язык.
Да и бесполезно, ибо он чувствовал, что Алексей Владимирович сразу его раскусит.
— А теперь ответьте, уважаемый Константин Николаевич, имеет ли смысл спасать цивилизацию, представители которой во главу угла ставят в первую очередь свое благополучие, не думая ни о всех остальных людях, ни даже о собственных потомках?