Князь Олег

Весь Киев притаился и в глубокой задумчивости наблюдал за началом переговоров христиан с языческими предводителями варягов. Ну да всякая птица своим носом сыта! Посмотрим, чем же хочет напитаться византийский орел в Киеве!

Русичи достигли крыльца знаменитого когда-то дома, и Олаф почувствовал вдруг, что идет легко и непринужденно. Почему? Ведь раньше к ногам будто камни с Ненасытинского порога прирастали, так тяжело было ступать по ступеням крыльца этого дома и по его дубовым полам. Душа кипела тяжелым приваром воспоминаний и не давала покоя ни днем, ни ночью. А сейчас что-то другое появилось в духе этого жилища. Олаф поймал на себе внимательный взгляд Бастарна и понял, что и здесь дело не обошлось без помощи верховного жреца. Игнатий передал своим проповедникам освященные иконы[32] из Софийского собора и Влахернского храма, и их святость явно помогает теперь поддерживать в доме дух доброты и защиты от темных сил.

Олаф удивился и задержался немного возле Бастарна.

— Разве икона может сохранить на себе святость духа вне собора или храма?

— Может, князь Олег! — торжественно ответил Бастарн. — Если она освящена первосвященником Игнатием! Ибо ему дан особый дух святости. Но лучше меня это объяснят тебе Айлан или Исидор, — лукаво добавил он и, увидев, как Олаф покачал головой, улыбнулся.

— Я верю в этом деле только тебе, Бастарн, — упрямо заявил Олаф и поторопился догнать своих «Лучеперых» друзей.

Отворилась дверь гридни Аскольдова дома, и на ее пороге появился Исидор в одежде византийского монаха. Длинный черный плащ, поверх которого висел на крупной серебряной цепочке простой четырехконечный крест, отражал то состояние души христианского проповедника, в котором он пребывал в эти торжественные минуты. Исидор держал в руке небольшую серебряную чашу, наполненную святой водой, доставленной в особом кувшине из самого Влахернского ключа, и небольшую метелочку из омарового[33] тростника. Как только хозяева — киевский князь, «Лучеперые» и верховный жрец — подошли к порогу гридни, Исидор осторожным движением правой руки обмакнул бостанцевую метелочку в святой воде и крестным знамением освятил каждого, кто пришел на ответственные переговоры.

— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, — торжественным, но тихим и проникновенным голосом приговаривал Исидор после вступления в гридню каждого русича, и хозяева невольно почувствовали свою сопричастность к высокому христианскому таинству очищения души.

— Благодарю, Исидор, за ту благодать, что сотворил ты с нашими душами перед беседой с твоими единоверцами, но только почему по-прежнему на тебе черный плащ? — с недоумением спросил Олаф, поклонившись всему византийскому посольству.

— Черный цвет — цвет печали, князь Олег. Мы, монахи, должны испить горькую чашу яда всего мирского, всего того, что несет нам непредсказуемая судьба, — певучим голосом ответил Исидор и поклонился сначала Олафу, а затем Агриппе Эфесскому.

Византийский сановник, одетый в длинную хламиду из тонкого сирийского льна, отделанную по краям рукавов и подола ярко-синим бейрутским шелком, внимательно наблюдал за исполнением религиозного обряда встречи в посольской храмине (он уже наверняка знал, что дом Аскольда будет надолго превращен в постоялый двор для византийцев) и пытался по выражению лица князя Олега определить ход дальнейших переговоров. Этот русич ему нравился и не нравился. «Хорош собою! Это хорошо… — решил сразу он и недоброжелательно подумал: — И плохо для греков, ибо за прекрасным витязем воины пойдут, куда он их поведет, и слушать его будут без ропота. А что это вон тот витязь смотрит на своего предводителя без особой любви, а скорее с неудовольствием? — с радостью подметил вдруг Агриппа и понаблюдал еще, как расселись «Лучеперые» вокруг своего князя. — Да, князь, наверное, глубоко обидел его чем-то! Это надо запомнить!» — снова хладнокровно отметил Агриппа и, когда убедился, что все хозяева устроились на широких Аскольдовых скамьях, тихо проговорил:

— Я прошу понять правителей моей страны, ибо без вашей помощи и без взаимопонимания вряд ли мы сможем продолжать жить без оглядки на свои границы.

Олаф слегка пожал плечами в ответ на это вступительное слово и едва кивнул византийцу, ожидая продолжения.

Агриппа воспринял легкий кивок князя Олега как поощрение и воодушевленно поведал:

— Вы знаете, благородные витязи из рода Соколов, что страна наша вот уже целое столетие страдает от нашествия арабов. Мы каждый год пересматриваем наши морские и сухопутные границы и каждый раз убеждаемся, что все лучшие плодоносные земли ушли из наших рук. Все лучшие морские порты и торговые пути, через которые шли караваны и суда, несущие золото и богатство в казну нашего государства, теперь принадлежат арабам. — Агриппа перевел дух и решительно продолжил: — Мы пришли к вам, храбрые русичи, за помощью! Нам нужны сильные люди, знающие морское дело и умеющие возводить охранительные сооружения!

Олаф вопросительным взглядом оглядел своих друзей.