Князь Олег

— Остановись, князь! Все это надо творить и здесь! И не ломать дух общин ни при каких обстоятельствах! Людская община живет в соседстве с лесом и реками, рыбой и живностью, небом и солнцем — всем, что соприкасается с ней. Даже земля под ногами не охает, если по ней шагают дружные ноги общинников, — горячо проговорил Бастарн и убежденно посоветовал: — Ты византийцев слушай, но спроси их, почему их армия-то ослабла? Да потому, что разрушили общие корни! В одиночку каменистые земли не обработать! И никакие хитрые законы в вице их знаменитой эпиболы[39] не спасли государственную казну, а только еще больше разорили; тех крестьян, чьи земли оказались по соседству с брошенными угодьями. Кнут — он и есть кнут! И чем он длиннее, тем слабее государство и тем беднее в нем люди. Ежели ты пойдешь византийским путем, то прежде всего должен будешь иметь хотя бы те же торговые центры и дороги, за счет которых Византия богатела около пятисот лет. А их нет ни у тебя, ни у Византии. Огромные плодородные земли и труд общинников сейчас кормят тебя и всю твою многочисленную рать. И ты об этом не должен забывать ни на минуту! И все твои городища, острожки, крепостные поселения тоже сохраняют общинный уклад, иначе их давно бы пожгли! Не считаться с этим великий грех. Помни, князь Олег, община — это завет неба для всех правителей! А за нее в ответе перед богами вы, правители народов! — назидательно добавил Бастарн и глубоко вздохнул.

— Я все понял, Бастарн, и глубокий тебе поклон за нравоучение, — как можно мягче проговорил Олег и с тяжестью в душе добавил: — Но какие законы нужны, чтобы улучшить жизнь всех и каждого, чтобы счастливы были все?

— Во-первых, установи для всех племен бремя посильных налогов; дань бери только для покупки оружия; все остальное тебе и твоему войску даст здесь природа.

— Я так и делаю! Больше одного шляга с рала нигде не беру! Знали бы об этом правители других народов, умерли бы со смеху! — сердито ответил Олег.

— Именно поэтому боги тебя и хранят, прекрасный Олег! А других правителей повергают в большие войны за корыстолюбие! А кроме того, искреннее, доброе слово услышат все, и боги пошлют тебе благодать! Способствуй усилению состязательного духа среди людей, но не ради корысти, а ради веселья и здорового быта!

Олег грустно посмотрел на жреца и разочарованно спросил:

— И это все?

— Любовь к своей земле удержит детей наших, как и их дедов. Не повторяй ошибок других народов! Крепи общину! А завистников-византийцев гони прочь!

— Тяжелый совет! — грустно заметил Олег.

— Тяжелый для нерешительных людей…

— Но теперь в Византии много наших воев!

— Рано об этом думать! — резко прервал князя верховный жрец.

— Всякое может случиться! — возразил Олег.

— Будешь решать, когда придет тому пора, ума тебе не занимать, — жестко проговорил Бастарн, зная, что суровый тон быстрее, нежели ласковый, заставляет работать ум.

— А скажи, Бастарн, на нас уже печать Аскольдом поставлена и мы навеки являемся Шестидесятым архиепископством в списке византийских епархий? — нерешительно проговорил Олег.

Бастарн пытливо посмотрел на него.

— Ты думаешь, я забыл Рюрика и его смятение души?! Я не буду силой заставлять людей изменять своим богам и ломать их веру. Но и расширять Шестидесятое византийское архиепископство за счет своих единоверцев тоже не собираюсь! — горячо заверил он верховного жреца. И тот поверил в его правдивость.

— Что же делать с христианскими проповедниками, мой мудрый верховный жрец? — спросил Олег, зная, что решить этот вопрос мирно невозможно.

— Светлые братья говорят, что для человека важно все: и вера, и безверие, — тихо ответил Бастарн и жестко добавил: — Но что касается христианских проповедников, то именно они помогли уничтожить ашрам Белых братьев в Ирландии четыреста лет назад. Вот почему я так бдителен, когда они где-нибудь появляются, да еще и требуют установления той главенствующей власти своих сановников, какой они наделены в своих странах.

— Но в Византии храмы не имеют права даже на землевладение! — возразил Олег. — Они довольствуются только временным землепользованием!

— Знаю! Всему виной эдикт Льва Третьего[40] о запрете на почитание икон, который привел к сплошному ограблению храмов не только в Византии, но и во всех христолюбивых странах, — хмуро проговорил Бастарн. — Склонность Льва Третьего к иудейству ясно видна. Он мечтал обратить христиан в иудейство, но, когда понял, что этого ему не- осуществить, позволил своим чиновникам всласть насытиться богатствами христианских храмов.

— О-о! — только и воскликнул изумленный Олег.

— Да! А теперь суди сам, к чему может привести религия, имей она храмы такой же красоты, как христианская, иудейская или мусульманская. Мечеть Омара в Иерусалиме сейчас заставляет восторгаться всех, кто хоть раз видел ее! — грустно заметил Бастарн.

— Ты хочешь сказать, что нельзя изумлять богов богатыми строениями? — не понял Олег.

— Человек всегда стремится состязаться в уме и силе с богами, — проговорил Бастарн.

— А боги не хотят нам позволять этого?