Князь оборотней

— Рыжее пламя бушует в его теле, в его голове… — пел шаман, а Хадамахе казалось, что его погружают в кипяток, Огонь горит и внутри и снаружи, двойное Пламя ревет под черепом, сплетаясь с шаманской песней и обуревающей его яростью.

Огненные тигры были уже возле самого подлеска, сейчас они ринутся меж сосен, и многодневные стволы вспыхнут, как пропитанные жиром палочки для растопки. Пламя покатится по земле, нагоняя родовичей, пожирая мясо, испаряя кровь, плавя кости, оставляя после себя серое одеяло пепла… Пламя на верхушке Буровой полыхнуло двумя гигантскими крылами, и над лесом взмыла Огненная птица.

Хадамаха прыгнул, сам не веря, что дотянется… но Жар толкнул его в голову, ударил в плечи, он увидел свои вытянутые в прыжке лапы. Медвежьи лапы, но шерсть на них была из рыжих завитков Огня, а когти пылали чистейшим сапфиром! Его понесло вперед, легко и стремительно, как разносит подхваченное ветром Пламя.

— Со страшным ревом, готовым пожрать город, со страшным ревом, готовым пожрать деревню, он поднимается…

«Бей их!» — раздался в голове трехголосый дружный вопль, от которого зазвенело в ушах. Он глядел — не одной, а сразу четырьмя парами глаз. Он шагнул — не одной, а сразу четырьмя парами ног… или лап… «Я — Хадамаха, Брат Медведя. Я — медведь! — и ощущения четырех разных тел слились в одно, подчиняясь ему. — Но я же — и Огонь!»

Пылающая медвежья лапа упала на тигров сверху. Тигры забились в когтях, и их Огонь впитался в сапфирово-алое сияние! Огненный медведь почувствовал, что растет! Он поймал пылающую птицу за крыло и в один мах свернул ей шею! Рокот Донгарова бубна бился в ушах, заставляя двойные спирали Пламени в теле медведя вытягиваться и сжиматься в такт. Его друзья остались на вырубке… и в то же время были здесь, в глубинах его разума, плясали на волнах обуре вавшей его ярости: Аякчан, Хакмар, Донгар, снова Аякчан… Все было как на Черной реке, во время битвы с Илбисом, только теперь их силы текли не к Донгару, а к нему, Хадамахе!

Пламя над Буровой снова зашевелилось, застрекотало, Огненный смерч вырвался со двора, а внутри него бились Огненные крылья, извивались гибкие тигриные хвосты. Огненные звери выходили из Пламени и окружали медведя со всех сторон. Огненные когти впились в загривок. Огненные зубы вонзились в бок. Сапфировый медведь оторвал вцепившегося в него тигра, мгновенно разорвав того на рой искр. На него тут же кинулись с другой строны, зашли с тыла, атаковали спереди. Огненные звери вертелись вокруг него сплошным хороводом, и птицы окружали завесой пылающих крыльев…

Новая волна ярости сотрясла сапфирово-алого медведя, так что двойные спирали Пламени прокатились от головы до хвоста, и в лапах соткался золотисто-Огненный топор на длинном, прямом, как у копья, древке.

«Я ж не умею! — мелькнула паническая мысль. — Медведь с боевым топором — вроде зайца с веслом!»

«Я умею! — голос Хакмара прозвучал прямо в его голове. — Руби их!»

За спиной у сапфирового медведя настоящий Хакмар крутанул мечом хитрую «мельницу». Огненный топор в медвежьей лапе крутанулся так же легко и привычно… Вой, стон и треск Огня — раскаленное лезвие резало Огненных зверей, как нож южной стали оленину. Пламенные медведи и тигры распадались пополам и тут же всасывались в топор, тот пил Пламя и все не мог напиться.

Раньше было по-другому: и страшно, и больно, и не хватало сил, и приходилось изворачиваться, и держаться из последних сил. А теперь мы не можем проиграть! Хадамаха, Брат Медведя. Аякчан, албасы Голубого огня. Хакмар, мастер Пламени и стали. Донгар, повелитель духов. Они были силой, они были мощью, способной поглотить Огненных зверей, смешать меж собой все три мира, загнать небожителей-аи в земли мертвых, а яростных подземных авахи заставить мести улицы в ледяных городах Сивир-средней! И горы Сумэру в Океан опрокинуть! Они, все четверо разом — самый страшный зверь в лесу!

Золотой топор развеял в пепел последнего тигра и исчез, растворившись в сапфирово-алом сиянии. Охватившее Буровую Алое пламя отпрянуло, будто в растерянности… а потом взвыло с такой яростью, что медведь пошатнулся. Земля у его лап затрещала и принялась расходиться, оплывая черными выжженными краями, как растянутая над костром береста! Из открывшейся дыры ударил мощный столб Пламени, вознося на вершине запаянного в ледяной куб мамонта-Вэс! Лед истаял во вспышке Пламени, Огонь слизнул замерзшую плоть, в пепел сжег кости… и осыпался Огненными струями на землю… И там, где он коснулся спекшейся корки золы, поднялся новый, Огненный Вэс!

Пылающая кишка его хобота изгибалась, как Огонь под ветром. Вэс затрубил, и это было страшнее, чем рев всего Огненного зверья, вместе взятого, рев сокрушительной мощи и ужаса. Рой искр взвился над хоботом. Вэс побежал навстречу сапфирово-алому медведю — невообразимая громадина, нестерпимо пылающая багряным сквозь поднятые клубы серого пепла и черной золы.

«Он нас сейчас затопчет!» — завизжала Аякчан.