Князь оборотней

— Донгар, хватит ругаться, вышибай из него Огненного духа! — заорал он.

Донгар, видно, и сам успел очухаться — отшвырнул сумку с идолом и с колотушкой наперевес метнулся к кабану. Кабан взревел и рванулся так, что вцепившегося ему в загривок Хадамаху приложило об ворота и вдавило в створку.

— Ах ты ж, свинья копченая! — процедил он, изо всех сил удерживая кабана. Кожу невыносимо пекло — кабан плевался Пламенем не хуже Аякчановой мамаши Уот в облике шестилапой драконицы.

Донгар замахнулся и… Бах! Колотушка опустилась кабану точно на пятак! Кабан сдавленно хрюкнул… Пламя рвануло у него из всех отверстий — из ноздрей, ушей, глаз… Кабана раздуло, как накачанный дымом мешок… Грохнуло! Горящие бревна просвистели над пригнувшимися родовичами. Хадамаха ухнул на землю вместе с вывороченными из ворот бревнами и перемолотой щепой. В ушах звенело, перед глазами плясало бешеное Алое пламя. Постанывая, Хадамаха поднялся.

Донгар спокойно, вдумчиво топтался на своем дорожном мешке. Из мешка слышался жалобный скулеж и скрипучее кряхтение. В тех самых ста шагах, что требовал жрец Губ-Кин, стояли Хадамахины родичи и соседи и потерянно оглядывали разгромленную вырубку, точно никак не могли вспомнить, что здесь произошло.

— Еще какое-нибудь переделанное зверье на Буровой осталось? — вытирая кровь со лба, мирно спросила Аякчан.

— Огненные ежики. Жрецы у них на колючках грибы жарят, — устало ответил Хакмар. — Только… только это не ежики! — Голос его вдруг изменился — в нем звучал непривычный для бесстрашного кузнеца ужас.

Буровая была как раскрывающийся весенний цветок — алые Огненные лепестки взмывали из-под земли и окружали ее со всех сторон. Над первым ярусом лепестков раскрылся второй, над ними — еще один… Пламя поднималось все выше и выше, охватывая Буровую ярус за ярусом. Вышка пылала на фоне неба, как громадный костер!

— Бегите! — успел заорать Хадамаха.

Вал Огня ринулся в ворота, снося уцелевшую створку. Хакмар с мечом в руках метнулся навстречу, над плечом у Хадамахи просвистел Голубой шар — Аякчан пыталась встретить один Огонь другим…

Перед глазами вспыхнул ослепительный свет, раскаленный ветер дохнул в лицо, Хадамаху подняло, закружило… Ему казалось, что все происходит ме-е-едленно! Алые Огненные ленты, словно щупальца подводных чудищ Седны, Повелительницы Океана, хищно потянулись к Хадамахиным родичам. Родовичи отчаянно мчались прочь, к лесу. А Хадамахе казалось, они едва-едва перебирают лапами! Вот какой-то Амба запутался в пеньках вырубки и кубарем покатился по земле. Вот второй кинулся ему на помощь…

— Нее-т! — успел заорать Хадамаха, летя вниз, к земле.

Рыжее пламя накрыло обоих тигров!

Плечо Хадамахи рвануло, едва не выворачивая из сустава — налетевшая Аякчан успела поймать его за руку, смягчая падение у самой земли. Но Хадамаха не чувствовал боли, не ощущал удара… Пойманные тигры пылали, их плоть растворялась, как брошенная в чувал свечка, обнажая скелет. Сквозь Огненно-рыжую завесу видно было, как чернеют в Огне кости, точно их заливают черной краской! Это было даже красиво…

— Мама! — с ужасом выдохнула Аякчан.

— Думаешь, услышит? — дрожащим голосом откликнулся Донгар.

Словно в ответ на его сомнения взмывший над Буровой язык Алого пламени прямо в воздухе слизнул отставшего от стаи крылатого. Тот заверещал… И растворился в Огне.

Сквозь непрерывное кружение Пламени начали проступать контуры гибких стремительных тел. Из Огня выступили тигры! Они не походили ни на дяргулей, ни на пчел с Огненными жалами, ни на прихлопнутого Донгаровой колотушкой кабана! Они даже на накачанных черной водой чудовищ из Сюр-гудского храма ничуть не смахивали! Они были полностью, целиком, до самой последней шерстинки сотканы из Огня!

— А-р-р-р! — взревели Огненные тигры.

И ринулись к кромке леса, туда, где еще качались ветки за скрывшимися между стволами сосен родичами.

Ужас, обессиливающий человеческий ужас окатил Хадамаху. И тут же нерассуждающая и невыбирающая медвежья ярость ударила изнутри Огненным взрывом, шибанула в мозг, швырнула вперед!

— Куда, сгоришь! — дружно заорали Хакмар и Аякчан, вцепляясь Хадамахе в плечи…

Стремительно мчащееся время снова замедлило свой бег, позволяя видеть и чувствовать каждый миг, каждый удар сердца. За спиной глухо ударил бубен Донгара.

Хадамаха, Старший Брат!
Могучего зверя пылающие когти у него,
Мощного зверя Огненные клыки у него…

На бегу преображаясь в медведя, Хадамаха кинулся Огненным тиграм наперерез.

Пытавшиеся его удержать Аякчан с Хакмаром словно оцепенели: так и замерли с протянутыми ему вслед руками, а с их пальцев сбегало Пламя — Голубое и Рыжее!

— Голубое пламя вливается ему в жилы… — пел Донгар.

Хадамаха бежал, а плечи его раздавались вширь, тело покрывалось медвежьей шерстью, и сапфировое сияние волнами прокатывалось по шкуре.