Князь оборотней

Молодой медведь яростно взревел, выдираясь из хватки старого, матерого зверя. Меховым шаром откатился прочь — обхватил обеими лапами настигающую бабу-медведицу. Тигрица замешкалась на миг, пытаясь понять, что за вой и крики… Баба вильнула, уворачиваясь от кинувшегося наперерез тигра, проскочила стражникам за спину…

— Аа-а-а! — Белоперая швырнула дядьку Бату на выставленные копья. Стражники шарахнулись, пытаясь пропустить летящее тело. С диким ревом тигры и медведи смяли их и ринулись к воротам.

Пш-шш! — волна Голубого огня прокатилась перед самыми мордами бегущих впереди Амба. Тигры с воем метнулись назад, кое-кто катался по земле, сбивая Пламя с шерсти. Напирающие следом медведи врезались в тигров, два племени сбились в мохнатый клубок.

— Что встали, бегите! Скорее! — проревел молодой черный медведь.

Стражники подхватили на руки раненых и вломились в ворота Буровой. Створки с грохотом захлопнулись. Стая пронзительно вопящих крылатых перелетела острые колья забора — выставив когти, они пикировали на бегущих через двор людей.

Ручейки Рыжего огня, точно яркие змейки, побежали по решетчатой вышке Буровой, перескакивая с одной перекладины на другую. Буровая засветилась на фоне неба, будто нарисованная пылающей Огненной кистью. И вспыхнула. Огненные стрелы ударили во все стороны, раздались хриплые вопли… Стая крылатых снова просвистела над забором — в обратную сторону. Хвосты дымились, наполняя воздух смрадом жженых перьев.

Тигры и медведи ответили яростным ревом.

— Медведи, навались! Прорвемся! — проревел старый медведь Эгулэ.

И тут же рухнул — из толпы словно вылетело мохнатое ядро. С неимоверной силой врезалось в вожака, сбило с ног… Молодой черный медведь совсем по-человечески подхватил вожака обеими лапами, вскинул над головой, размахнулся… и швырнул в толпу.

— Стоять, я сказал! — Рев, накрывший толпу, заставил распластаться на брюхе, цепляясь когтями за раскисшую грязь. Просвистевший над головами яростный ветер трепал уши, вышибал слезы из глаз и полоскал в воздухе тигриные хвосты. Черный шаман вернул колотушку обратно на пояс. Вырезанный на колотушке дух недовольно кривился: — Я п-привык к т-тонким п-переговорам, а н-не глоткой брать!

— Иногда глоткой понятнее, однако! — шепнул в ответ шаман, становясь бок о бок с медведем.

Сверху мелькнул голубой росчерк, и рядом опустилась Аякчан. В несколько прыжков Хакмар прорвался сквозь ошеломленную толпу. Четверка замерла перед воротами.

Хадамаха аккуратно перетек из медвежьего облика обратно в человеческий. Из толпы выбрался встрепанный Эгулэ — измазанная грязью шерсть старого вожака стояла дыбом.

— Р-родителем кидаешься? Не пр-робросайся! В медвежье бешенство впал — на отца лапу поднял?

— Я уверена, он ничего плохого не имел в виду! — Маме, как всем медвежьим женкам, второй облик достался после свадьбы, и голос ее больше походил на человечий. — Он просто не разобрался…

— А-р-р, родню в шерсти не признал! — издевательски рыкнул старый вожак.

— Хватит дурь молоть! — рявкнул Хадамаха, и в голосе его и без медвежьего облика, и без духа-помощника с шаманской колотушки клокотала такая громовая ярость, что над толпой ворчащих и порыкивающих сородичей повисла тишина. — Чем вы тут занимаетесь, пока мы со злым духом сражались? — Теперь голос Хадамахи скрежетал, как вскрывающийся на реке лед.

— Я же говорила, что он не понял! — возрадовалась мама. — Мы тебе помогаем, сыночек!

— Дети… непонятливые! — проворчал отец. — Брат тоже не понял!

— Где Брат? — вскинулся Хадамаха.

— Там! — отец ткнул лапой в сторону Буровой. — Обшаманил сына злой шаман… не в обиду господину черному шаману! Как мы с Черной реки вывалились, так и решили с шаманской тварью расквитаться — снова не в обиду господину черному! — что нас на Реку закинул да насмерть зашаманить хотел. И уж начали, да твой Брат Канду на плечо, дочку его — под мышку… и к Буровой. Пр-редатель медвежьего народа!

— Говоришь, как братья Биату, когда он Белого тигренка спас!

— То Кандины происки были! А сейчас — справедливо! — упрямо рыкнул отец. — Кандину женку малодневную с собой прихватил, перед крылатыми неудобно!

— Моя лишенная крыльев сестра предала крылатое племя! Ей нет больше места среди нас! — проклекотала Белоперая.

— Черноперый ваш, который ее Канде продал, тоже так говорил! — напомнил Хадамаха.

— Тогда было неверно, а сейчас — верно! — вскрикнула Белоперая.

— А у тигров кто теперь там, за воротами? — искренне поинтересовался Хадамаха.

— Тасха! — рявкнула Золотая тигрица. — Она и раньше была предательница, и сейчас предательница, это и тогда было верно, и сейчас — верно! А жрец с Буровой им ворота открыл, «сюда бегите!» кричал. Тоже предатель!

— Умгум! — кивнул Хадамаха. — С Кандой ясно, чего на людей взъелись?

— Так тебя ж послушались! — изумился отец.

— Меня? — Хадамаха почувствовал, что аж злость спадает, настолько он ничего не понимал! — Пап, а давай ты перекинешься — и мы поговорим по-человечески? И остальные тоже…