Хакмар замешкался на миг, переводя встревоженный взгляд с Донгара, Черного Шамана, на его отца, жреца Губ-Кина, ученого-Огневеда, вовсе не уважающего шаманов. Донгар съежился, будто мальчишка в ожидании порки, жрец стоял меж опорами Буровой, величественный и неприступный.
— Иди, Хакмар, — одними губами шепнул Донгар. — Иди.
Кузнец еще поколебался и ступил внутрь Буровой. Восторженно галдящая толпа жрецов окружила его и, засыпая вопросами и объяснениями, радостно поволокла внутрь.
Жрец проводил их умиленным взглядом и медленно повернулся к Донгару. Выражение лица его менялось, становясь брезгливо-надменным. Сверху вниз, как на жука, настолько противного, что даже раздавить невозможно, отец посмотрел на своего сына:
— Вы прибыли сюда с бесценным для нас мастером Хакмаром, а также сыном уважаемого мной вождя Мапа и госпожой жрицей, которая так много для нас сделала… — В его голосе послышалось презрительное недоумение — и как это Донгару удалось затесаться в столь славную компанию? — Это значит, я не могу просто вышвырнуть вас вон! Но Пламя мне свидетель, никогда мошенник и неуч, выдающий свою безграмотность за особое, не всем доступное знание… — Сарказм снова сочился с его языка каплями яда. — …не войдет в мою Буровую! — Жрец круто повернулся и канул во тьму прохода. Только дверью для полноты впечатления хлопнуть не мог — вынесенные духами Огня двери валялись на земле.
Свиток 39,
где Хадамаха придумал, как спасти весь Сивир
Донгар, как оглушенный, замер посреди двора Буровой. Хадамаха и Аякчан, не сговариваясь, двинулись к нему с двух сторон и остановились. Он — возле правого, она — возле левого плеча. Губы Донгар скривились в мучительной полуулыбке.
— Вот… не понравился я ему!
— А почему, собственно, ты ему должен нравиться? — очень холодно спросила Аякчан. — Тебе с ним не равняться.
Хадамаха вздохнул укоризненно: нашла время Донгара унижать да на место ставить, его уже и так поставили — ниже некуда!
Аякчан продолжала тем же холодно-отстраненным тоном:
— Он всего-навсего жрец, у нас при Храме их — что грязи! Он виновен в смерти тысяч людей, и даже не по злобе, а просто — по дурости и неумению видеть дальше своего носа! Называет себя Огневедом, а духов Огня замечать не желает, даже когда те у него перед носом шмыгают. Оттого и творит не управляемых уродцев вроде дяргулей. Да если бы он не был твоим отцом и мне не потребовалась его Буровая для Хакмара… я просто сожгла бы здесь все, и его — первого! А ты… Великий Черный, лучший шаман Сивира, повелитель духов, странник по трем мирам, спаситель тысяч людей. В конце концов, — Аякчан аж подлетела в воздух, — ты — земной муж албасы Голубого огня, которой, по его мнению, даже не существует! Стою тут — и не существую, понимаешь ли! Так кто кому на самом деле должен нравиться? Этот поганец, гриб поганка мужского пола, должен весь Сивир от Океана до гор Сумэру на коленях проползти, чтобы такой сын, как ты, на него хоть глянул!
Хадамаха аж рыкнул от удовольствия — сильно сказано!
— Ай-ой, это ты уж слишком, девушка-жрица, — засмущался Донгар, но видно было, что ему приятно. — Не поползет жрец-тойон никуда — не знает он, что мой отец! И как теперь ему скажешь?
— Не скажешь — кому хуже будет? Только ему! — рассудительно прикинула Аякчан. — У тебя-то мама есть, и Нямка, если, конечно, ты ей письмо напишешь, и самая красивая Амба в племени тебя до старости ждать обещала. И друзья есть, и одна албасы Голубого огня готова за тебя не то что в Огонь… а даже в воду! А у него никого нет, совсем! И даже в Огневедении своем обожаемом ничего он не добьется! — Аякчан скривилась. — Сказал: в его исследованиях нет места Эрликовым дочкам — значит, все! Пусть Хакмар даже не просит — ничего я этому чурбаку тупому про Огонь не расскажу и не покажу!
Донгар вдруг громко и отчетливо шмыгнул носом.
— Ты чего? — всполошился Хадамаха — вроде утешить Донгара хотели, а не еще больше расстроить.
— Ай-ой, не знал, что вы ко мне так относитесь! — растроганно хрюкнул Донгар. — Особенно ты, Аякчан!
— Что ж мне остается? — Аякчан дернула плечом. — Ты у нас такой особенный, что к тебе или вот так относиться… или уж сразу убивать!
— Что ж выходит, однако… — Донгар шмыгал все прочувственней и прочувственней. — Ты теперь согласная моей женой совсем быть, а не только когда камлать надо? Я не думал, однако… Я больше про Нямку думал… Но если ты сама хочешь… Так я готов, конечно… Только как же Хакмар? — Донгар робко заглянул Аякчан в лицо… и натолкнулся на два люто пылающих треугольника!
— С другой стороны, убить — это ж-ш-ш сколько проблем реш-шить! — трепеща раздвоенным языком, прошипела разъяренная ведьма-албасы. — Ты что о себе возомнил, а? Это тебя после тигрицы так перешаманило? Решил, что Великий Черный — голубая мечта всех девчонок, особенно голубоволосых?
— Донгар — беги! — серьезно посоветовал Хадамаха.
У черного хватило ума не спорить — он сорвался с места и со всех ног рванул прочь.