Конечно же, он оглянулся. Голем возник за спиной, так близко - рукой подать. Голему. Огромная растопыренная ладонь закрыла небо, будто над головой вдруг возник глиняный потолок. Человек вскрикнул, метнулся в сторону. Выскочил! Пальцы голема сомкнулись на пустоте, звучно стукнули. Человек снова побежал - закладывая петли, как заяц, он метался туда, сюда. Грудь его вздымалась, он судорожно хватал ртом воздух. Как ... это... могло... случиться? Все... было... продумано...
В боку вспыхнула острая боль. Отчаянно запекло в груди, ноги заплелись, и он кубарем полетел на землю. Попытался встать, хоть на четвереньки, хоть... Пополз - быстро-быстро перебирая ногами, но шаги всё приближались! Громадные глиняные ножищи протопали мимо и встали - он едва не уперся в них лбом.
Захлебываясь слезами, человек шарахнулся, завалился на спину, замахал руками, будто голубя отгонял:
- Уйди, уй...
Увидел нависающее над ним глиняное лицо с пылающими тазами, потом небо над ним потемнело и громадный кулак вмял его в землю.
Голем наклонился. Подхватил убитого за ногу и поволок обратно к насыпи. Шуршал ковыль, тело подпрыгивало на кротовинах и следом тянулась кровавая полоса.
На насыпи валялись трупы. Големы плотным кольцом смыкались вокруг, Пахомов увидел медленно приближающиеся к нему кровавые глазищи, заорал.
Ему на спину рухнула тяжесть, он заорал снова, в спину вдавилось что-то острое, и каббалист, коленями стоя на нем и на Карташове зачастил:
- omesta' lehs otaгusteb haлohkemah tte гastay madaah zA...1
Лапища голема замерла, задёргалась рывками - туда-сюда. Окружающие их со всех сторон пылающие глазищи мигнули, еще мигнули, и еще. Замерцали быстро-быстро. Големы поводили головами, будто вслушиваясь в долетающие до них слова, потом начали едва заметно раскачиваться и замерли. Огни в глазницах еще раз вспыхнули и стали затухать, как угли в камине, превращаясь в тусклые темные огоньки.
Неподвижные големы стояли кольцом вокруг насыпи как громадные глиняные статуи.
- Бух-бух-бух! - последний голем вышел из темной степи, волоча за собой человеческое тело.
Небрежно уронил его поперек насыпи и тоже замер рядом с товарищами.
Каббалист судорожно захрипел и откатился в сторону, шумно дыша. Пахомов еще подождал мгновение, приподнялся, опираясь на дрожащие руки, взвыл от боли в плече, и не сел, а скорее упал на зад. Протянул дрожащую руку к Карташову. Биение жилки на шее удалось нащупать не с первого раза и даже не со второго, пока, наконец. под пальцами слабо толкнулся пульс.
- Шмуэль... Бенционович... - слова из пересохшего рта выходили с трудом. - Вы... спасли...
- Себя я тоже спас. - раскинув руки, каббалист лежал на насыпи и глядел то ли в небо, то ли на неподвижно стоящих вокруг големов. - Они бы нас убили.
- Кто... такие хоть? - выдохнул Пахомов и начал медленно подниматься. Брошенный последним големом труп лежал совсем рядом, от него остро и противно пахло кровью и, как бы ни хотелось замереть и не шевелиться, но надо вставать и убираться отсюда. А еще где-то под насыпью лежит бедняга-сторож, и хоть надежды почти нет, но вдруг, и он жив?
- Узнаем. - прокряхтел каббалист и тоже с трудом поднялся. - Отпишем в главную контору, пусть разбираются, кто из соперников по железнодорожным подрядам на столь жесткие действия способен.
- Не стоит. Писать. - глухим голосом откликнулся Пахомов. Он стоял над брошенным последним големом телом и смотрел, смотрел ... В голове вертелась всего одна мысль:
«Теперь я понимаю, почему его голос казался мне знакомым!»
Каббалист доковылял до Пахомова, ухватился за плечо - было больно, но инженер даже не дернулся.
- Нам всем конец. - безнадежно выдохнул каббалист.
- Он сам... его люди первыми напали... - Пахомов понимал, что его слова звучат детским лепетом.
- Кто нас станет слушать? - с безнадежной горечью ответил каббалист. – Особенно меня.
— Значит, - Пахомов сглотнул. - Надо сделать так, чтоб никому ничего не пришлось объяснять.
Они посмотрели на лежащего без сознания Карташова, на тела, разбросанные по насыпи, и кивнули друг другу.
Глава 1. Череп в зазеркалье
- Сегодня самый важный день в моей жизни!
Он посмотрел в зеркало и с нажимом повторил:
- Самый важный день моей жизни! Сегодня!
И встретил собственный напряженный взгляд, в глубине которого прятались разом и страх, и предвкушение.
Бережно провел гребнем по тщательно уложенным темно-русым волосам, повернул голову, придирчиво оглядывая себя со всех сторон. В большом настенном зеркале отразился юноша неполных шестнадцати лет, не слишком высокий, хоть и низкорослым не назовешь, изрядно широкоплечий.