Как же приятно чувствовать себя великим интриганом, держащим в руках нити сложнейшего предприятия, и использующего всех как… марионеток. Когда только ты — знаешь всё, а все остальные — не знают даже о существовании друг друга. А уж тем более не знают, что за сложной интригой с железом прячется еще одна — сложнейшая, направленная против Лаппо-Данилевских. Любая правильная интрига должна обязательно содержать второе и третье дно, а настоящий ловкий интриган — преследовать не одну, а несколько целей. И он, Дмитрий Меркулов, докажет, что он достойный выученик светского общества… если, конечно, для начала придумает, как доставить железо в город так, чтоб никто не заметил и не перехватил. Иначе вся его великая сложная интрига превратиться в дурь зарвавшегося мальчишки!
— Я буду вам признателен, если вы продолжите присматривать за господами заводчиками. — Митя прощально кивнул и быстрым шагом направился в сторону дома Шабельских. Постоял на противоположной стороне улицы, внимательно разглядывая окна с одинаковыми портьерами — там, как он знал, были комнаты сестричек. Подумал немного… и направился к черному ходу. Судьба у него нынче такая: ходить через черный ход.
Там ему повезло больше — не прошло и пяти минут, как в конце улицы показалась прислуга Шабельских, Одарка. Наряженная в любимую вышитую сорочку и тесноватую для ее пышных телес жакетку, Одарка гордо плыла впереди плюгавого мужичонки, нагруженного так, что между пучками петрушки из одной корзины и свернутым отрезом ткани из другой, проглядывала лишь его красная от напряжения лысина.
— Ой, тож мой найлюбименький паныч! — радостно возопила Одарка, бросаясь к Мите будто тот был ее давно потерянным и внезапно обретенным сыном. — А шо вы тут робыте? — протянула она, любовно оглядывая Митю, и тут же скуксилась, будто норовя заплакать. — Ой! Це тому, шо пан Шабельский вас до панночки Зиночки пускать не велел?
— Родион Игнатьевич? — пытаясь вывинтиться из объятий Одарки, пропыхтел Митя. — И правда не велел? — а он считал, Даринка выдумала. — Дарья Родионовна его попросила?
— Ну вы, паныч, скажете! — искренне удивилась Одарка. — Панночка Даринка, звычайно ж, поважная ведьма, так то больше среди простых людей. А у батьки с мамкой, да братца старшего, к ней аж ниякого уважения не имеется, командуют, як хочут. Она, бывает, упирается, бо панночка у нас тоже не без гонору, да только завсегда их верх. Вот старшая панна-ведьма Шабельская, тетушка покойная, шоб ей под адским котлом дров поменьше, да смолу пожиже… От она командирша была, всё семейство у ней по струнке ходило. Так она ж ведьма старая была, досвидченная… А нынешняя шо — двенадцать годочков! Тоже мне — ведьма! Дитё горькое. То паныч Петр сказал, шо вы панночек того… котро… копро… копрометуете, ось! Так шо благодарить вас велено, але до панночек Зиночки да Лидочки вам не можно.
— Вот как… — протянул Митя.
Это было… неожиданно. Наслушавшись легенд про ведьм Шабельских Митя уже представлял, как Даринка командует своим семейством в меру детского разумения, но… у Родиона Игнатьевича в семье все было… традиционно. Тогда получается, потратить взятую с варягов добычу на бал и альвийский шелк для сестер придумала вовсе не Даринка?
— А записку передать?
— И не просите, паныч! — отрезала Одарка. — Жалко мне вас, але ж так-то оно неправильно будет. Пан велел — не можно, значит, не можно!
— Да не Зиночке! И не Лидочке! — он торопливо вытащил крохотный блокнотик с золотым карандашиком, из подарков бабушки-княгини. Даже сейчас не удержался, чтоб мгновение не полюбоваться прелестной вещицей. Принялся торопливо царапать записку.
— А кому? — удивилась Одарка.
— Даринке. — Митя свернул записку и сунул его в пухлую ладошку прислуги.
— Тю! — Одарка держала записку на вытянутой руке, как дымящуюся бомбу. — Вы що, паныч, решили до всех панночек Шабельских залыцятыся[1]? А чого з конца пишлы? Наступная — панночка Ада!
— Un biglietto, eccolo qua![2] — вдруг громко и совсем не мелодично пропели у Мити над ухом, и тонкая рука в перчатке выхватила записку из пальцев Одарки. — Ну-ка посмотрим, что здесь! — и неслышно подкравшаяся к ним Лидия отбежала в сторону.
— А говорят, мы плохо воспитанные. — задумчиво сказала Капочка (или Липочка), а ее сестра-близнец столь же задумчиво покивала.
— Откуда вы здесь? — только и смог спросить Митя, растеряно поглядывая то на черный ход, то… на всех семерых сестричек Шабельских, включая Даринку, с напряженным интересом взирающих на него.
Ответила ему Ада:
— Хотим вернуться домой так, чтобы наш брат Петр не заметил, что мы ходили в лавку. — в руках у каждой из сестриц и впрямь были покупки — у Ады перевязанная шпагатом стопочка книг, у Алевтины огромный — чуть не в ее рост — свернутый конусом кулек из оберточной бумаги, насыпанный конфетами. — Лидия! Немедленно верни Мите записку! — голос третьей по старшинству сестры стал угрожающим, стеклышки пенсне зловеще блеснули.
— Верни! — воинственным писком поддержала ее Алевтина. — Она не твоя!