Князь мертвецов

У него три пути. Погибнуть до приезда дяди — судя по творящемуся вокруг, это могло случиться в любой момент. Словно весь мир против него! Выжить — и тогда дядя вне сомнения его прикончит: безболезненно и с полным уважением к Митиной высокой и славной судьбе. Может даже прямо в поезде собственные кузены заломят ему руки за спину (наверняка ведь дядя не один приедет!), а любимый дядюшка быстро и аккуратно, со свойственной Моранычам сноровкой перехватит горло. Митю передернуло. И остается третий путь: сбежать. Хотя бы от дядюшки, а еще лучше — от всех! Митя с сомнением покачал головой: от дядюшки бежать можно, а вот от рыжей мары, а тем более ее хозяйки… вот уж от кого никому не уйти. В конце все равно ведь встретишь именно ее. Но можно хотя бы попробовать… чтоб хотя бы знать — сопротивлялся до последнего! А значит, понадобятся деньги… Потому что жить нищим беглецом он не хочет еще больше, чем умирать!

Митя метнул быстрый взгляд в темноту за окно. Остается надеяться, что альв-портной достаточно хочет утереть такие же могучие, как у него самого, носы родне, и не станет тянуть с организацией встречи.

Глава 15. Визит маэстро

— Паныч! Да паныч же!

Митя перевернулся на бок, утыкаясь носом в подушку. Тетушка ответственно готовилась к холодам, велев вставить в окна двойные рамы. Но здешняя погода оказалась коварной — холодать и не думало. Октябрь радовал двойным золотом: золотистыми лучами пока еще теплого солнца, и золотом листвы на деревьях.

Но в комнатах было, увы, душновато. В полусне Митя взбрыкнул ногами, сбивая к коленям перину, волей тетушки сменившую тонкие шерстяные одеяла, вздохнул полной грудью…

— Вы встаете чи нет? — ввинтился в уши требовательный голос.

Митя захлопал глазами, разлепляя закисшие со сна ресницы. И в щелочки призажмуренных глаз… явилась Леськина недовольная физиономия. Несколько мгновений Митя моргал, разглядывая веснушки на курносом носу горничной… потом издал совершенно неприличный, попросту девчачий писк… и принялся торопливо натягивать на себя перину.

— Пхе! — Леська посмотрела на судорожно кутающегося в перину Митю сверху вниз и уперла руки в бока, выпятив ладно обтянутую платьем горничной грудь. Вот как специально! Хотя почему — как? Она специально!

— Там до вас пришли! — обронила Леська, не сводя с Мити бесстыдных глазищ.

— Кто? — очень хотелось потереть лицо, сгоняя со щек предательскую краску, но… чем тогда держать край перины?

— Паныч. — коротко, и в сущности, совершенно бессмысленно, уведомила Леська. Ее взгляд прошелся по Митиным всклокоченным волосам, по красным щекам, скользнул на плечи и особенно выразительно уставился на вцепившиеся в край перины пальцы. Кажется, она хихикнула. Усмешка в уголках губ точно пряталась!

Митя разозлился. Кто тут, по правилам если, стесняться-то должен? Краснеть, глаза опускать… Митя собрался: это, все же, нелегко было сделать… Пальцы точно окаменели, держась за край перины с такой силой, что чувствовались слежавшиеся комки пуха… Но у светского человека должна быть сильная воля! Отчаянным усилием сохраняя маску невозмутимости… Митя отбросил перину!

И встал, да, встал, прошествовав к гардеробу мимо пялящейся на него Леськи, как… как мимо табуретки! Да-да! Безгласной, бессмысленной деревяшки, которая вот никак не может буравить ему спину пристальным… и вот даже голыми лопатками чувствуется — ехидным взглядом! И взгляд этот сползает вниз по позвоночнику — будто гусеница ползет, щекочась лапками! Ниже ползет… ниже… Так что мышцы поджимаются, как от холода…

— А паныч-то гарнесенькиииий! — у него за спиной мечтательно протянула Леська.

Митя замер, невольно передергивая лопатками.

— От николы такого красовитого паныча не видала! Прям як лялечка! Хиба шо носатенький…

Митя потянул из комода сорочку:

— Кто… носатенький?

— Так паныч же! — хмыкнула Леська, встряхивая головой, как гарцующая кобылка, и перекидывая косу на грудь. — Волосы — як листва осенняя, сам личиком нежный, як дивчина, хиба що нос…

— Йоэль? Йоэль Альшванг? Где он?

— Навить имя — як песня. Йоэээль… — Леська пропустила сквозь пальцы пушистый кончик косы, и нагло-дразняще покосилась на Митю из-под ресниц. — В гостиной, где ж ему быть. Ожидают…

Йоэль здесь! Митя рванул к шкафу. Починенную старым Альшвангом сорочку на встречу с его племянником надевать нельзя… Значит, снова вот эту, единственную, уцелевшую от петербургского гардероба — пусть задумается альв, сможет ли сравняться со столичными портными. Кальсоны, брюки… ладно, сойдут вот эти… Роняя с ног домашние туфли, Митя ринулся в ванную. Счастье, что там хоть не было никого, иначе в нетерпении и ажитации дверь бы вынес, а окажись внутри тетушка… оба пали бы на месте от потрясения.