На самом деле он не совсем встречался — скорее смотрел на этих самых Лордов и Леди со стороны. Но навсегда запомнил, как на прекрасном, точно светлая ночная греза, лице альвийского посла мелькнуло изумление, когда почти случайно оказавшийся в гостиной московский студент-юрист… кажется, Бальмонт была его фамилия… заговорил на синдарин! Тяжкий шок — будто стул вдруг заговорил. Но все лучше спокойного пренебрежения, с которым посол и его дочь смотрели на остальных — как на стулья обычные, не-говорящие. Конечно, с такой-то фамилией предки того студента наверняка происходили с самого Туманного Альвиона, но Митя и со своим происхождением не желал быть в чьих-то глазах навроде мебели.
— Хотеть быть дипломат? Восхитительно, но… все равно немножко огорчительно! Ведь ни один из вас даже не вспомнить о прекрасный альвионский поэзия! — она обвела испытывающим взглядом своих учеников и требовательно вопросила. — Вы же читать альвионски поэты?
Митя кивнул: поэтов он, конечно же, читал — немного. А еще больше слышал — их постоянно цитировали в гостиных, все же, альвы — эталон поэтичности.
— Шекспир? — неуверенно предположил Ингвар. — «Гамлет, принц датский»!
— О! Вы выбирать один альвионский поэт, который не быть альв! Совсем как Томас Лермонт, предок ваш поэт Лермонтов! Но тот быть женат альвийская леди, а Шекспир… — она понизила голос, будто говоря совершеннейшую ересь. — О нем так мало есть известно. Я, конечно, не верить, но говорят… Совсем человек!
— Я тоже люблю «Гамлета». — поддержал Митя.
— Кто есть ваш любимый герой?
— Фортинбрас. — не задумываясь, ответил Митя.
— Но его же почти нет пьеса, появляться самый конец!
— Он все время есть: то его боятся, что он войной пойдет, то послов шлют, чтоб его остановить, а он с невинным видом рассказывает, что собирает войско, чтобы напасть на… Польшу! Из Норвегии! А заканчивается всё тем, что все члены датской королевской семьи перебили друг друга, а он с готовым войском вошел и без единого сражения взял корону. У меня даже сомнений нет, что за историей с отравлением и местью стоит Фортинбрас. Он просто стравил врагов между собой и воспользовался плодами! — с явным удовлетворением сказал Митя.
Кажется, нынешнее занятие давалось мисс Джексон тяжело — ее пальцы заметно дрогнули… а потом она поглядела на Митю если не с испугом, то с откровенной настороженностью.
— Так он, наверное, альвом был! Или полукровкой…
Пальцы мисс дрогнули снова… она крепко переплела их и оперлась сцепленными в замок руками на край стола.
— Такое интриганство у них в чести. — продолжал рассуждать Ингвар. — А по-человечески если — подло как-то…
— Устроить сражение и вместо трех королевских трупов нарубить целую гору мертвых простолюдинов — благородно? Мне казалось, вы — за народ, Ингвар! — съязвил Митя, неожиданно разозлившись. Поля сражений с изобилием мертвецов он и раньше не одобрял — грубо это и совершенно не эстетично. А после того как ему пришлось пресловутую гору упокоивать, рубить и поднимать, стал не одобрять еще больше. Это оказалось и грубо, и не эстетично, и нервно, и пахло потом отвратно. Да и на душе как-то… муторно было. Потом. В начале-то даже понравилось, отчего после стало муторно вдвойне.
Ингвар насупился:
— Конечно, я за народ, потому что вся эта ваша знать — сумасшедшие! Я понимаю, Гамлет — дан, за отца отомстить должен, это для них святое: или месть, или Вальхалла. Так вызвал бы дядю в круг, и все! Он же наследник, ему бы даже конунг не посмел отказать! Там уж кто из них кого — не важно, но конунг бы у данов был. А он и конунга убил, и сам убился — и это во время войны! Только о себе и думал… совсем как наши Кровные.
— И чем же Кровные заслужили такое пренебрежение, Ингвар? — Мите пришлось вздохнуть и выдохнуть, успокаивая неожиданно нахлынувшую ярость.
— А вы очень уважаете нашу госпожу губернаторшу? — хмыкнул он.
Мисс Джексон протестующе ахнула, но Митя не позволил ей вмешаться.
— Княжич Урусов дрался с варягами. Двое Данычей, которые в лоцманской слободе живут, во время набега держали воду, даже когда по ним с паро-драккаров стрелять начали. Живичи работают в больницах. Губернатор против толпы встал. А вы осуждаете их всех из-за одной малокровной д… дамы? — он даже кулаки стиснул, и увидел, что у Ингвара кулаки тоже сжаты.
— Они, выходит, герои! — протянул Ингвар. — Все их знают, все о них помнят… А городового, который на пристани погиб — как его звали?
Митя недоуменно похлопал ресницами. Какого… городового?
— Он тоже дрался с варягами! — зло прищурился Ингвар. — И чем же он заслужил такое пренебрежение, что вы даже не вспомнили о нем?
А вот теперь Митя растерялся! Потому что тот, кто сражался рядом с тобой — пусть ты даже не знал, что он рядом! — заслуживает уважения и памяти. С этим даже при дворе не спорили! Но… но… Это же Ингвар! Сказать — Ингвару! — что тот прав? Проклятье, почему Митя забыл про того городового?
— Я думал… вы недолюбливаете городовых… — только и смог, что промямлить он, сам понимая, что слова его звучат глупо.