На него этот… как его… морок! — не действовал, но сейчас она не морочила. Она тихонько сидела в уголке на старой бочке, словно сливаясь с остальными разноцветными сестричками и даже со старой конюшней. Обыкновенная юная барышня. Такая же обычная, как в деревне была обычной тощей деревенской девчонкой, каких сотни, а в городе так и вовсе обыкновенным уличным мальчишкой. Платье блеклой пастели с единственным воланом, ленточка мышиного цвета в волосах — новенькая, но все равно блеклая. Ножки-спичечки, ручки-веточки, остренькое личико с бледной кожей и… спущенная на лоб прядь, за которой так удобно прятать глаза. Или отбросить ее, как занавес в театре, и уставиться в упор пристальным, жутковато-прозрачным взглядом.
— Дарья Родионовна… — склонил голову Митя.
— Дмитрий Аркадьевич… — она коротко, почти по-военному кивнула, и это было удивительно… уместно. Сразу понятно — сейчас будем воевать. Осталось понять — за что.
Дарья Родионовна Шабельская, она же Даринка, она же — наследственная ведьма семейства Шабельских, не заставила его мучиться сомнениями. Мрачно зыркнула ведьмовскими глазищами, но улыбнулась сладко-сладко, прямо не девочка — карамель! Слаще, чем та, что на пальцах у Алевтины осталась.
— Мы просто в восторге, что вы столь ответственно занялись… последствиями своих же действий. — в лучших традициях выпускниц закрытых пансионов прощебетала она. Или это всего лишь оправдание, что девиц так учат? Может, у них это просто в крови?
— Дашка, ты — противная! — вдруг объявила Алевтина.
— Аля, ты опять? Что ты говоришь! — скандализированно вскричали Ада и Зина разом, а близняшки-бандитки так и вовсе промолчали, а это для них все равно, что для других девиц в обморок упасть.
— А чего она? Будто это Митя Зинкиного паро-кота сломал? — Алевтина кинула на сестру неприязненный взгляд.
На младшую сестру, хотя об этом забываешь, когда смотришь на Алевтину, очаровательную, как торт с розочками… и на Даринку… Дарью, похожую на вечернюю тень, из тех, что ползет по стенам, проникая куда угодно и несет с собой… Да всякое. Вот сейчас, кажется, ничего хорошего, во всяком случае — ему.
— Митя меня спас! — Зиночка тоже вступилась. — От цыгана на паро-телеге!
— О! — глаза Даринки распахнулись в фальшивом ужасе, а руки в перчатках она прижала к груди. — Цыган! Да на паро-телеге! Напал… на тебя? И чем же ты так его разозлила, Зиночка?
— Тшшшсссс… — Митя злобно выдохнул сквозь зубы. Сперва она потратила свою долю варяжской добычи на альвийский шелк для сестер, а теперь собирается взвалить на него Зиночкиного паро-кота — причем почти в буквальном смысле этого слова?
— Раньше: хоть ты одна ездила, хоть с другими кавалерами, никакие паро-цыгане на тебя не нападали. Думаю, надо еще с маменькой посоветоваться — вдруг она догадается, почему так? Или госпожа губернаторша… Или другие дамы — да вот хоть ваша тетушка, да, Митя? Она дама с опытом, наверняка подскажет. — Даринка улыбнулась, оскалив мелкие, как у крыски, зубки.
— Цыган был обыкновенный. — буркнул Митя, уже понимая, что пропал. Обречен. Он не сможет торговаться с девушкой, которую сам позвал на прогулку, настаивал, интриговал даже… и не сберег! Особенно если его безответственность, а еще больше — скаредность, станет обсуждаться в каждой гостиной Екатеринослава.
Даринка еще раз улыбнулась и… кивнула, давая понять, что ход Митиных мыслей ей понятен — и да, станет!
— Я совершенно уверена… — попыталась возразить Зиночка.
— Не спорьте, Зиночка. — остановил ее Митя. — Даша… я могу вас так называть, Дарья Родионовна? Или вы предпочитаете на местный лад… Даринкой?
На редкость бессмысленный и беззубый выпад! Но хоть что-то…
— Дарья права… — чтоб ее вместе с ее правотой! — На вас бы никогда не напали, если бы вы не были со мной. А потому я несу ответственность…
Вот всегда он это слово ненавидел! Хоть на отца поглядеть, хоть на дядюшку, но ответственность — это ужасно! А сейчас понятно, что еще и очень, очень накладно!
— Паро-кота Зинаиды починить можно? — он повернулся к продолжающему копошиться в железках Ингвару.
Ингвар замер, не поворачиваясь. Подумал… И наконец буркнул.
— Детали некоторые… или вручную вытачивать, или с «Рено» выписывать.
Проклятые снобы-Шабельские, что им стоили сыночку тот же «Руссо-Балт» взять! А ездить Петр Шабельский так и не выучился — автоматонная езда не для всяких… уланов! Это им не кобылу коленками тискать, тут ловкость нужна. И соображение!
— Делайте как лучше, Ингвар, а я… — Митя растянул губы в улыбке, стараясь не выдать обуревающую его злобу. — Все оплачу! И вашу работу тоже!
— Как это мило с вашей стороны, Митя! — спархивая с бочки, выпалила Даринка. — Я всегда знала… И Зина знала… И Ада говорила… И Капа с Липой… Что вы замечательный!
— И я! Почему ты про меня забыла, я же первая… Я первее всех говорила, что Митя — лучше всех!
— Аля, нет такого слова — первее… — Ада старалась не смотреть Мите в глаза.
— Слова, может, и нет, а я все равно первее! — упрямо набычилась Алевтина. — А Дашка — настоящая ка…
— Аля! — дружно завопили остальные сестры, даже бандитки, и те чуть голос не сорвали.