Князь Двинский

Феодора потрясла крепко сжатым кулачком.

– Верю… – Я погладил ее по голове. – Ладно, мне ко двору пора, так что давай быстро обговорим, чем тебе помочь надобно.

После разговора с дочерью я позаботился о режиме секретности, дабы сохранить тайну Феодоры, а потом отправился переодеваться для присутствия на заседании боярской думы. Да, черт бы побрал это Средневековье: для каждого случая переоблачаться приходится. Иначе невместно. И Русь тоже не исключение.

Быстро переоделся в парадный вариант, прихватил посох, и оружие не забыл, все честь по чести: сабля, кинжал, засапожник; и даже пистоли сунул за кушак. Не помешают, государевы палаты еще то змеиное кубло, что угодно может случиться. А потом в сопровождении эскорта из оруженосцев и десятка дружинников отправился решать государственные дела.

Заседание еще не началось, государь запаздывал, и все тусовались в «предбаннике», просторной комнате перед тронным залом.

Состав думы почти не изменился с моего первого визита. Все те же лица, только Старица добавился, да еще воевода князь Холмский, который в прошлый раз отсутствовал, воевал кого-то.

Все бояре со мной раскланялись: те, что помладше, с которыми я дело уже имел, – более дружелюбно, те, что постарше, – более сухо, с оттенком чванливости, но едва заметным. Чай, не дураки открыто на зятя самого государя рычать.

Но первым подошел именно Холмский.

– Здрав буди, князь! – приветливо протрубил своим зычным голосищем воевода. – Слыхал я, знатно ты гостей незваных угостил в своей вотчине.

– И тебе, княже, здравствовать, – не чинясь, без гонора, ответил я. – Было дело такое. Встретил и приветил, вот только проводить не довелось.

– Ярославский грит – добрая сеча была! – Князь одобрительно покивал. – И твои ратники, те, что фряжскому строю обучены, справно бились. Покажешь? Я уж всяких разных повидал, но все больше вражьих, в бою. А тут будет любопытно глянуть, как говорится, изнутри, с толком да расстановкой.

– Отчего не показать. – Я улыбнулся. – Через седмицу прибудут, устрою специально для тебя учение, чтобы показали все, что умеют.

Воевода мне понравился. Эдакий суровый с виду мужик, но приятный в общении, открытый. Голос как у дьякона из церковного хора, борода холеная, морда кирпичом, красная, да и сам немаленький. Тоже при сабле и булаве, видимо, знаке своем воеводском.

Мы с ним вполне по-дружески поболтали и разошлись с обещанием погостить друг у друга. Старица ко мне не подходил, но знаком дал понять, что обязательно увидимся позже.

А потом появился сухонький старец с посохом, грюкнул им об пол и пригласил всех в тронный зал.

Иван Васильевич, который Третий, великий князь всея Руси, уже сидел на троне – покрытом резной костью и золотыми пластинами массивном величественном сооружении. В царском облачении, то есть в бармах, при большом наперсном кресте едва не на всю грудь размером, при державе с посохом и в шапке Мономаховой. Которая, как я уже говорил, совсем не похожа на ту, что дошла до наших дней. Рядом с ним как соправитель сидел Иван Молодой, тоже в парадном облачении, но не таком пышном. И на кресле попроще.

Устало хмурясь, великий князь дал знак рассаживаться. Я уже знал, что бояре сидят по лавкам по обе стороны от государя согласно своему роду, заслугам и благоволению государя, строго по своим местам, за которые готовы друг другу рвать глотку. Поэтому слегка помедлил, ожидая, куда определят меня. Но особо не переживал. Куда-то да определят. Хочется надеяться, что не с самого краю. А вообще, плевать. Сам факт того, что латинянина допустили в святая святых – уже беспрецедентный факт и великая милость.

Но ждать почти не пришлось, тот же старец с поклоном отвел меня к отдельному креслу, по левую сторону от трона, но чуть поодаль, не так близко, как сидел Иван Молодой.

«Эвона как… – подивился я про себя. – Это уже вовсе милость из милостей. Что, бородатые, волками смотрите? Плевал я на вас с высокой колокольни. То ли еще будет…»

Иван сам прочитал молитву, бояре в унисон ее повторили, а потом дружно закрестились. И на меня не забывали зыркать, мол, а ты, фрязин, что делать будешь? Я хотел из хулиганства тоже осенить себя крестным знамением, но на латинский манер, однако передумал и воздержался. Такими вещами не шутят. Живо можно все милости растерять да врагов смертных нажить.

Очень неожиданно я оказался центром внимания в думе. Для начала великий князь приказал рассказать, как получилось с ганзейцами. Пришлось ответствовать. Сухо описал битву на море, а потом и сухопутное сражение. Особенно не расписывал, потому что как в первом случае, как и во втором со мной были русичи, которые уже успели в подробностях доложить по инстанции. Отдельно сообщил, тоже вкратце, что будет предпринято в ответ со стороны Наварры. А вот планам ганзейцев уделил гораздо больше внимания.

– У нас с данами договор… – заметил Иван. – Думаешь, осмелятся нарушить? Пока подобного замечено не было. Хотя да, купцам стеснение уже начали чинить.