Князь Двинский

Шарль и Александр помогли мне натянуть кольчужную рубаху длиной до середины бедра и кольчужные штаны, увязали их между собой шнурками, после чего принялись по очереди присоединять элементы доспехов. Сабатоны, поножи, наколенники, набедренники, потом бронегульфик и латную юбку с тассетами. Далее кирасу, горжет, наплечники, латную защиту рук, предплечий и латные перчатки.

Да, до хрена всего, это вам не бронежилет набросить, но никуда не денешься, не голяком же в бой идти по примеру мифических берсеркеров. Вот не особенно верю я в их боевую эффективность, потому что парочку им подобных мои бойцы заземлили сразу же в самом начале схватки с мурманами в мое первое посещение Холмогор.

Потом присел, повертелся, приказал кое-где отпустить или подтянуть ремни, остался доволен, натянул на голову шапочку из тонкого льняного полотна, поверх нее стеганый подшлемник и только потом – салад с длинным пластинчатым назатыльником, забралом и бугивером.

Дальше оруженосцы застегнули на мне пояс из металлических блях, и я приступил к выбору личного оружия.

Тут тоже все ясно. Особый выбор не требуется.

Эспада с крестовидной гардой и простыми захватами под ней, без всяких лишних украшений и гравировок. Клинок утяжеленный, полной длины – не для фехтования, а для рубки в бою, где просто нет места изящным мулине. Сталь, пожалуй, самая лучшая, что можно найти в наше время, варили ее у меня в Гуттене, а доводил до готового изделия Альбрехт Штрафен, мой личный оружейник, переманенный из Золингена, где его дико невзлюбили за выдающееся мастерство и новаторство.

В пару к эспаде мизерикорд работы того же мастера. Длинный граненый клинок, для того чтобы пробивать сочленения доспехов или, в случае благородного поединка, добить поверженного противника. В бою до него обычно дело не доходит, но у каждого благородного рыцаря такой должен быть.

Отобрав клинки, я сам пристегнул их к поясу. Закинул за спину тарч, небольшой щит из окованного сталью мореного ясеня, а потом передал оруженосцам остальное оружие, которое отправится со мной при седле: секиру на длинном древке, бастард, копье, аркебузу с колесцовым замком и два пистоля с такими же замками.

Посмотрел в зеркало, довольно хмыкнул и погнал своих женщин за сыновьями. Чмокнул мирно дремавших кровиночек в лобики и потопал на конюшню, где конюхи уже обрядили Буяна, моего боевого жеребца, в бард – лошадиный доспех. Но облегченный, лишь только с отдельными латными элементами, так как Буян не дестрие, а ближе к породе курсе. Увы, настоящего дестриера мне на Руси негде взять, привезти морем тоже не получится, загублю животину. Но Буян тоже хорош: злобная и шустрая боевая скотина – подарен тестем любимому зятю, то бишь великим князем Иваном Третьим мне.

При прощании с любимыми не обошлось без слез и прочих проявлений женской эмоциональности. Впрочем, понять их можно: не привыкли еще. Ничего, заберу в Европу – там живо отучатся слезу пускать при расставании. Супруга благородного сеньора должна воспринимать разлуку как данность: сдержанно, с величавой печальностью, не более того, излишняя эмоциональность считается дурным тоном. По крайней мере, на людях.

Давая время собраться оруженосцам, размял Буяна, погоняв его вокруг конюшни, и только собрался выехать в поселок, как во двор, задрав куцый хвостик, галопом ворвался Барсик и одним длинным прыжком заскочил ко мне в седло.

Побоявшись везти морем, я оставил рысенка с Александрой, а когда вернулся, среди встречающих не обнаружил кошака, потому что этот гулена не появлялся дома уже неделю. За год моего отсутствия Барсик сильно вырос и стал похож на настоящую рысь, правда угловатую и тощую, но с могучими толстыми лапами.

Буян коротко заржал, заволновался, перебирая ногами, но быстро успокоился, так как, по словам Сашки, вполне себе сдружился с Барсиком.

– Вернулся, обалдуй… – Я потрепал его по загривку. – И где шастал, спрашивается? Почему хозяина не встречал? Со мной поедешь воевать али как?

– Мурр-мяв… – Урча как трактор, Барсик ткнулся усатой мордой мне в лицо, облизал его, а потом спрыгнул на землю и вальяжной походкой направился к Александре и Забаве, которых полюбил с первого взгляда, а точнее, после первой же порции вкусностей, которыми они его щедро одаривали.

– Ну и не надо, предатель… – буркнул я ему вслед, жестом приказал садиться на лошадей уже собравшимся оруженосцам и тронул поводья. – Вперед, Буянушка, надерем задницы ганзейской падали…

В Холмогорах уже вовсю шла эвакуация.

Простой народ тянулся длинными вереницами в монастырь и к берегу. С собой тянули немудрящий скарб, вели скотину и разную домашнюю живность. Никакой паники заметно не было, все проходило организованно и спокойно.

На берегу сам отец Зосима проводил молебен с русскими ратниками, поодаль от него правил службу падре Иеремия, уже с моими дружинниками.

Светило яркое солнце, с неба орали невидимые жаворонки, все вокруг словно светилось, радовалось жизни, на этом фоне покидающие свои дома жители и готовящиеся умереть солдаты смотрелись странно и чуждо.