У меня язык чесался всё ей рассказать. Только я знал, что она может отговорить меня от этого, а я не мог позволить Папе вечно терпеть Муки, поэтому я сказал:
– Типа того.
Она прекратила задавать вопросы, спрыгнула с кровати и сказала:
– Подожди тут.
Она вернулась секунд через десять, и у неё в руках была сигарета.
– Где ты это взяла? – спросил я.
Она сказала:
– Это Дэйна.
Она протянула мне прозрачную синюю зажигалку и сказала:
– Мы можем выкурить её в окно.
– Не стоит.
– Почему? Кто так говорит? Бог?
– Твой отец может нас застукать.
– Что с того? Он не заметит даже, – сказала она.
Я думал о том, умирают ли люди от курения, если им одиннадцать, но Лия с незажженной сигаретой во рту уже открывала окно, и на улице дул холодный ветер, холод, холод, ХОЛОД… Поэтому я не снимал куртку, а Лия надела пальто с меховой оторочкой на капюшоне. Она накинула капюшон и стала походить на зверька, такого зверька, который карабкается по деревьям.
Она наполовину высунулась из окна и закурила сигарету, и из этого холода она позвала:
– Ну, давай.
Так что я тоже высунулся по пояс из окна, встав коленями на её кровать. Мы смотрели на Ньюарк, на церковь, светившуюся в темноте, на её шпиль, который, как кинжал, поднимался из самой Земли.
Я посмотрел на грустное лицо лунного человека[12], смотрящего свысока, и тут Лия сказала:
– Твоя очередь.
Она дала мне сигарету, и я зажал её между пальцами. Она засмеялась и сказала:
– Ты смешной.
Я сосал коричневый фильтр и втягивал лавовый дым, на вкус он был, как смесь выхлопов грузовика и воздуха в саду. Дым жёг меня изнутри и вызывал сильный кашель, но, когда я перестал кашлять, я снова затянулся, чтобы Лия не думала, что я малолетка. Сдерживая кашель, я протянул ей обратно сигарету и снова стал смотрел на город и на огни, похожие на золотые глаза.
– Тебе нравится Ньюарк? – спросила Лия.
– Не знаю.
Я хотел сказать ещё что-то, но мне стало плохо.
– Когда я вырасту, поселюсь в Новой Зеландии, где живёт моя тётя. Она живёт у моря, – сказала Лия.
Моя кожа чесалась, вонючий язык зудел, и тошнота подступала вместе с отрыжкой, и я сказал:
– Море.
– Мы не ездили с Отцом в отпуск с тех пор, как умерла Мама. Последний раз мы были на Родосе, – сказала Лия.
Мой зудящий язык сказал:
– Я был на Родосе, я был на Родосе, с Отцом.
Лия посмотрела на меня и сказала:
– Ты призрак.
– Что? – спросил я.
– У тебя лицо такое белое.
– Я не призрак, – ответил я.
– Тебя сейчас вырвет? – спросила Лия.
– Нет.
– Ты уверен?
– Да.
Я отвернулся от дыма и увидел в небе летящие ко мне белые линии, они остановились, и в воздухе появился парящий Призрак Отца.
Он сказал: «Это слишком, Филип. Это слишком. Филип, эти Муки, их слишком много. Ты должен помочь мне, Филип. Ты должен помочь мне».
Меня стошнило чем-то белым и сладким прямо из окна, и рвотные нити свисали у меня изо рта, и я сказал:
– Прости, прости.
Она выбросила сигарету – падающую красную звезду, и сказала:
– Ничего. Я принесу воды или ещё чего-нибудь.
Собачий шум
Я проснулся ночью от шума, похожего на собачий скулёж. Я лежал в постели в темноте и гадал, что же это за звуки. Я прислушался, было слышно бульканье пузырьков в аквариуме и какое-то собачье подвывание, доносившееся из-за стены. Я вслушался изо всех сил, и тогда звуки стали похожими на голос Мамы, но какой-то странный, будто она плакала задом наперёд.
Я осмотрел комнату, но Призрака Отца не было. Я встал с кровати и выглянул в окно, Отца не было и у Контейнеров для Стекла, так что, возможно, он был в Муках. Я прошёл мимо аквариума и остановился у двери. Я подумал, а что, если это Дядя Алан убивает сейчас Маму, как он убил Отца?
Я вышел из комнаты к лестнице. Звуки стали громче, и это была Мама. Я искал оружие, но ничего не нашёл, и я пошёл по ковру, было очень темно, и узор двигался, и моё сердце стучало, туктуктук, и я был ОЧЕНЬ НАПУГАН.
Дверь комнаты Мамы была чуть-чуть приоткрыта, я прошёл мимо и смог заглянуть в щель. Её лифчик лежал на полу, на этикетке было написано: Fortin. Сквозь щель я увидел зеркало на туалетном столике, все мамины тюбики, автозагары и баночки, похожие на город со множеством небоскрёбов. В зеркале я увидел Маму и мужчину, а мужчиной оказался Дядя Алан. Мне потребовалось две секунды, чтобы осознать, что это было. В первую секунду я подумал, что Дядя Алан борется с Мамой, но во вторую секунду я понял, что он занимается с ней сексом.
На них не было одежды, и свет у кровати был включён, а тени на стене за зеркалом были похожи на гигантских монстров.