— Это наша Пятре, — развивал свою мысль руководитель учреждения. — Почти двадцать лет она работает у нас. И ни одна бумажка, даже скрепка не пропали, даже... даже... пробка от...
— От чернильницы, — идейно правильно продолжил мысль заместитель начальника Мигла[8].
— А в тот раз, когда один из наших работников в комнате машинисток забыл ремень от брюк, было ли запачкано доброе имя нашего коллектива в глазах общественности? Нет. И все потому, что Пятре нашла безответственно оставленную вещь, опознала, чья она, и через меня вернула владельцу. Не разболтала, не вынесла сор из избы! — поднял указательный палец Мигла.
Он весьма примерно платил алименты своим девяти женам, поэтому моральная красота человека его всегда восхищала.
К вопросу о ближнем не остался равнодушен и помощник заместителя Думас[9].
— Действительно, надо бы как-нибудь поощрить Пятре. Объявить, скажем, ей благодарность.
— Совершенно, правильно! — внезапно проснулись сидящие на кушетке заместитель помощника Пагальве[10], помощник помощника заместителя Сапнас[11] и его помощник Паклоде[12].
Дебесис раскрыл книгу приказов, вписал в нее благодарность уборщице и растерянно огляделся. До конца рабочего дня было далеко, а повестка заседания что-то слишком рано иссякла. Снова со всей остротой нависла опасность спячки.
И все-таки — нет! Брошенная Дебесисом идея запала в умы и сердца сотрудников, быстро прижилась и стала пускать ростки.
— Возьмем машинистку, — сказал заместитель Мигла.
— Как прекрасно печатает! Трещит как пулемет. И ни единой ошибочки! — неожиданно резво прореагировали подчиненные.
— А мне однажды влепила. Да еще такую грубую! — не из-за ошибки, а ее грубости не выдержал Думас.
— Так в тот раз она была под мухой.
— Но как печатает! Почти по слепой системе.
— Премировать ящиком коньяка! Хватит ей белую хлестать!
— Разумеется, а то еще перейдет на денатурат и здоровье загубит.
Невзирая на благородные пожелания коллектива, Дебесис ограничился благодарностью машинистке. Но идея награждения от этого не увяла. Выяснилось, что в учреждении имеются и другие заслуженные и почетные работники. Слова немедленно попросил Думас:
— Да вот хотя бы и Паклоде, — мило глянул он на приятеля. Где сыщешь лучшего завхоза? Чего ни пожелаешь, все у него найдешь. Из-под земли выкопает, а достанет.
— Другой на его месте давно бы проворовался. А у него за пятнадцать лет всего три недостачи и было, а в тюрьму ни разу не сел! Покрыл!
— Наградить ценным подарком!
— Предоставить отпуск за свой счет.
— Премировать пятью рублями...
Но у Дебесиса было свое мнение:
— Мы ему постоянный троллейбусный билет на весь месяц приобретем. Пусть даром покатается человек, пусть на мир поглядит.
Все остались чрезвычайно довольны, даже сам Паклоде, — ведь билет можно и продать.
Теперь на пьедестал был поднят Пагальве и с дрожью ждал достойной оценки. За двадцать лет службы он только один раз опоздал на работу на полторы минуты, чувствовал слабость к генералам и всякой мишуре, носил даже на пиджаке ленточку ордена «Мать-героиня», — хвалился, что получил за взятие Берлина, и все в это верили, хотя на фронте он и не был.
Ему, как старому солдату, Дебесис вручил билет на концерт воспитанников детского сада.
Вскоре начался и самый наисвятейший акт — подъем на высоты славы начальников. Для этого не потребовалось никаких усилий, все вышло само собой, весьма естественно и органично. Каждый всем сердцем чувствовал, что без этого нельзя, что это необходимо, этого как судьбы не избежать, что это первоочередная, благородная гражданская обязанность.
Стало быть, тотчас и грянул голос с одного вовсе незначительного стула:
— Вот товарищ Мигла...
Мигла из скромности склонил голову и наощупь втиснул окурок в карман пиджака друга.
— Он так самоотверженно, преданно замещает начальника, что тому и вправду делать нечего... — Оратора кто-то ткнул кулаком, и он тут же поправился: — То есть начальнику предоставлено время для повышения культурного и всякого другого уровня, дана возможность отдаться общественной работе и семье. Предлагаю единодушно представить товарища Миглу к награждению.
Нашлись, разумеется, и пересмешники, но они сбились в углу кабинета и подавали реплики потихоньку, чтобы руководство не слышало:
— Я на месте Миглы давно бы продел в нос какую-нибудь цепь! Или перо — хоть и куриное — сунул себе куда-нибудь.
— У него на груди голая девка вытатуирована. Отчего же ему не попробовать медаль поносить?
— Шутки шутками, но было бы любопытно, если бы он свои похождения описал, — произнес один серьезный голос.
— А где он соавтора сыщет? Ты, разом, не знаешь кого-нибудь? И я бы писал.
— Знавал я одного. Бросил он. Пошел работать в парикмахерскую. Говорит, пусть сами авторы пишут. Хватит чужими руками жар загребать.
Невзирая на всю эту тихую оппозицию, решено было Мигле присвоить звание почетного заместителя.
Когда раздались аплодисменты, громче других хлопала оппозиция. Аплодисменты здесь были весьма давней традицией.