И теперь вот взгляды всех невзначай уставились на Дебесиса, который сидел за столом на тяжелом, несдвигаемом стуле.
Явно подавляя инициативу коллектива, слово самовольно перехватил Мигла:
— Неоценимый наш друг Дебесис! Мы знаем вас как человека с необъятно широким сердцем и неизмеримой решимостью. Вы гениально руководите, наше учреждение прошло долгий путь и достигло огромных успехов, которые войдут в историю как светлейшие ее страницы.
В это время Дебесис покраснел и надул щеки — не желая вздохнуть не к месту, он задержал дыхание.
А Мигла продолжал греметь:
— Вы, товарищ Дебесис, являетесь воплощением скромности, чуткости, принципиальности, движения вперед. Всю свою сознательную жизнь...
Тут от пиджака Дебесиса, выпираемая совершенно неумеренным животом, оторвалась и громко покатилась по полу пуговица.
Видя, что его страстные слова пучат, взрывают изнутри начальника, Мигла понизил голос и конкретизировал свою мысль:
— Вы, товарищ Дебесис, являетесь долголетним членом профсоюза, поете в хоре треста столовых, помогая тем самым развивать самодеятельность, состоите также в обществе охотников и рыболовов, являетесь шашистом первого разряда, и до нормы мастера спорта вам не достает всего 0,9 балла.
В эту торжественную минуту на шее Дебесиса вздулись жилы, галстук развязался сам и сполз непоправимо низко.
— Вы все свои силы, знания и опыт последовательно вкладываете в свою неутомимую деятельность...
Сотрудники изумленно ухватили взглядом, как, звякая, полетела пряжка от ремня Дебесиса и возникла угроза, что следом расстегнутся и брюки. Кто-то схватил Миглу за плечо — хватит, прекрати! — но кто может остановить оратора, охваченного вдохновением? Легче уж сдержать взбесившуюся лошадь.
— Вы, дорогой друг Дебесис, не только прекрасный охотник — вы получили двенадцать медалей на собачьих выставках!
Все видели, как сам собой развязался шнурок от ботинка Дебесиса, а сам ботинок с космической скоростью ударился в шкаф. Миглу, разумеется, надо было заставить умолкнуть как можно быстрее, но в этот момент подчиненные узрели невиданную вещь: над головой Дебесиса, словно баранка, повис нимб. Слава лучилась изнутри и сияла, будто радуга.
Сотрудники растерялись, не зная, встать ли и аплодировать, или преклонить колени и молиться.
Только один Мигла остался непоколебим — он продолжал свою речь:
— Дорогой друг и товарищ Дебесис! Мы любим вас, без вас мы — ни шагу. Кто мы без вас? Кто, я спрашиваю вас?
Оратор на минутку запнулся, не нашел подходящего слова, а это оказалось роковым.
— Кто мы без вас? — еще раз пламенно воскликнул Мигла и выставил кукиш вверх длинным, сильно загнутым большим пальцем. — Вот!
В это мгновение грянул гром.
Когда рассеялась пыль, пар и остался лишь казенный запах, работники поняли, что Дебесис взорвался, — Мигла перестарался. Но обвинять заместителя нельзя: он ведь от полноты душевной, да еще и по укоренившейся привычке.
Однако...
Кинулись люди сгребать начальниковы осколки, искать пупок, но так и не нашли. Как видно, Дебесис воистину был святым.
МЯМЛЯ
Начальник промышленного производства «Ложка» Пилипас Плеве был человеком нежной души и иногда, после сытного обеда, закрывшись в кабинете, тайком сочинял стихи. Именно в такую лирическую минутку и позвонил ему другой, более крупный начальник из треста «Черпак»: дескать, изготовленными вами отличного качества ложками немало борща выхлебано — представь заслуживающих поощрения ложечников к почетному награждению.
Когда зазвонил телефон, Плеве дошел уже до половины стиха «Сверкающая вершина». Он писал:
«Вот, вот! — едва не крикнул от радости Плеве. — Награждение!» — и, пока не прошло вдохновение, вставил еще одну строчку в стихотворение:
Но возбужденное хорошим обедом настроение постепенно стало падать, когда Плеве открыл личные дела ложечников и по листкам учета кадров начал искать кандидатов, достойных награждения.