КЛОДЕТ СОРЕЛЬ

Верховной властью на этот раз объявила себя некая Директория, обосновавшаяся в Уфе. И опять, уже в который раз, создавалось очередное временное правительство «впредь до созыва Всероссийского Учредительного Собрания». Зеленин старался воздерживаться от крепких выражений, обсуждая с отцом политическую ситуацию и серьезно подумывал пробираться к югу, в Добрармию, но вновь оказаться на территории, контролируемой Советами ему никак не улыбалось, так что приходилось довольствоваться тем, что есть.

Новые власти предложили ему должность начальника штаба в полку резервной бригады. Грамотные офицеры с опытом были на вес золота, катастрофически не хватало штабистов.

- Парадокс, - постукивая по крышке стола пальцами, делился с отцом Андрей. – Во время войны этих штабных было как собак нерезаных, и все их тихо ненавидели. Считали бездельниками, тыловыми крысами, которые только и умеют, как сами себя награждать, да по паркету шаркать. Теперь оказалось, что армия без них задыхается, а грамотных офицеров, умеющих планировать операции хотя бы на низовом уровне - просто нет. Вот куда они все делись? К красным ушли? Что-то не верится.

Когда стало известно, что верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами России назначен генерал-лейтенант Болдырев, Андрей воодушевился:

- Это же мой бывший командующий армией! Помнишь, тот, о котором я тебе рассказывал? Ну, как же – он еще отказался идти на поклон к прапорщику красных! Вот ему – верю.

Вновь назначенный начальник штаба кинулся искать старого знакомца поручика Темникова, чтобы переманить к себе. И нашел! Красная армия генерального штаба полковника Иоакима Вацетиса[17] выдавила Народную Армию генерального штаба полковника Владимира Каппеля в Уфу. Вместе с ней прибыл и поступил в распоряжение вновь образованной Армии Директории командир кавалерийского полка штаб-ротмистр Темников.

К октябрю он и Юлия приехали в Екатеринбург, разместившись у родителей Зеленина. «И стали они все вместе жить-поживать, да добра наживать», - думала Клодет, наблюдая за тем, как тихий дом горного инженера превращается в шумный «теремок». «С маркитантками!» - язвительно добавляла она про себя.

 

В городе судачили о бесследно исчезнувшей венценосной семье. Андрей презирал местное социалистическое правительство еще и за ту неторопливость, с которой оно расследовало это дело.

- Нет, вы только подумайте! – возмущался штабс-капитан Зеленин. – С момента занятия города прошло уже более трех месяцев, а воз и ныне там! За три месяца хоть какие-то выводы можно было сделать? Следы найти, свидетелей опросить.

- Они же, вроде, опрашивают, - осторожно возражал Александр Михайлович.

- Так, как они опрашивают, мы и через сто лет всей правды не узнаем!

- Слушай, Андрей, следствие ведут профессионалы. – Вступал в разговор Роман. - Мы с тобой привыкли шашкой махать, да батальоны в атаку водить, а тут совсем другой подход нужен, аккуратный, вдумчивый.

И они выпивали по рюмке своего жуткого самогона, после чего в доме долго воняло сивухой.

- Ты только представь, - продолжал Роман, прожевывая корочку черного хлеба, обильно сдобренную крупной солью. – А если большевикам удалось вывезти Семью? Если они сейчас где-то прячут и государя с государыней, и наследника, и великих княжон? Если торопить следствие, пытаться любой ценой раскрыть дело в кратчайшие сроки, спугнем ведь гадов. Возьмут, да и постреляют всех. Может такое быть?

- А ты считаешь, что они живы?

- Ну, не знаю, - тянул Темников. – А вдруг живы?

- Насколько я знаю, следствие отталкивается от самого худшего варианта. Вполне может быть, что большевики расстреляли и царя, и царицу. Зная немного этих негодяев – допускаю.

- Но ведь цесаревича же не расстреляли, правда? И великих княжон – нет.

- Почему ты так думаешь?

- Да сам посуди, вот ты бы смог выстрелить в четырнадцатилетнего больного мальчика?

Андрей вспомнил неведомого ему Митю Теплова из Самары, которого настоятельно требовал убить такой же четырнадцатилетний мальчик.

- Я бы не смог, это понятно.

- А в девушек – смог бы?

- Но ведь они – не я. Они как раз, думаю, способны.

- Да брось! – Роман покосился на графинчик, Александр Михайлович моментально понял намек. – Кем надо быть, чтобы убивать детей?

- Ой, я тебя умоляю! Можно подумать, что мы все – ангелы, и никто с нашей стороны детей не убивает! К несчастью, убивают, друг Роман. В этой нашей сегодняшней дрязге нет никого, кто бы не замарал рук.

- Знаете, Роман, я глубоко уважаю вашу гуманистическую позицию, - начал Александр Михайлович после очередной стопки. – Но должен заметить, что большевики в деле убийства детей вовсе не первооткрыватели. Знаете, с чего началось царствование дома Романовых?

- С избрания Михаила[18]?

- Это само собой. Но в принципе оно началось с того, что повесили трехлетнего сына Марины Мнишек[19]. Трехлетнего ребенка, господа! Вот и скажите теперь: кем надо быть, чтобы повесить ребенка?

- Большевиком, - пробормотал Роман.