Клюква с косточкой

— Ненавижу тебя! Слышишь, знать не хочу! Ты притворялся всю жизнь! Врал, делая вид, что любишь меня, поддерживаешь, а сам… — Я разрыдалась, не в силах продолжать. Сползла по стене и уткнулась лицом в коленки, мысленно ступая на восьмой круг ада.

* * *

Воскресенье. Семь утра. Я бродила по улицам в предрассветной дымке и слушала, как под ногами хрустел снег. Темно, тихо, спокойно, ни единой души. Не горели вывески магазинов, а в окнах — свет. Город еще не открыл глаза, а я больше не могла сидеть в четырех стенах и изводить себя мыслями, анализируя жизнь, прожитую с приемными родителями.

Папа врал на пару с мамой. Обнимал, целовал в макушку перед сном, а сам точно так же, как и мама, ждал моего совершеннолетия, когда я подпишу бумаги. Всё продумали: подсунули бумаги именно в мой день рождения, и в тот день впервые разрешили сходить в клуб. Как бы «вот тебе бонус за то, что „подарила“ нам свое имущество». Мама знала, что мой мозг был занят мыслями о предстоящем празднике в кругу друзей.

Вчера вечером, когда я немного успокоилась, мы долго разговаривали с тетей Галей и дядей Женей об их поступке. А потом тетя Галя ка-а-ак расплакалась — и давай меня обнимать, гладить по голове, называть племяшкой. Вика и дядя Женя тоже присоединились. И надо сказать, здорово успокоили мои нервишки. В тот момент мне не казалось, что я одинока. У меня есть близкие люди. Кажется, когда они узнали, что я им родня, полюбили еще больше. Хотя куда уж больше.

Я попросила Вику не говорить подругам и Янису о том, что она обо мне узнала. Да, в Подольске несколько детских домов, и могла расти не в одном с Янисом. Внутренний голос подсказывал, что он не должен узнать во мне «звереныша».

У подъезда меня застал телефонный звонок. Вытащила мобильник из кармана и секунд десять смотрела на две кнопки — красную и зеленую, не зная какую нажать. И всё же ответила.

— Лерочка, что случилось? — встревоженно сказал папа. — Я прослушал автоответчик. Откуда столько ненависти? Что я сделал не так? Или у тебя снова случился приступ? Скажи, снова приступ?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пока он говорил, я поднялась по ступенькам и нажала кнопку лифта.

— Один вопрос: за хорошие деньги продали мои дом и квартиру?

В трубке тишина. Двери лифта закрылись. Я нажала кнопку еще раз. Открылись. Прежде чем в шахте пропадет сеть, хотелось бы услышать, что он ответит.

— Я знаю, что ты думаешь… но… с того времени всё изменилось. Пока ты жила с нами, я…

— Не ври мне! — Мой голос отскочил эхом. — Вы ждали, когда мне исполнится восемнадцать!

— Лер, послуш…

— Если, как ты говоришь, всё изменилось, то почему первым делом в мой прошлый день рождения подсунули документы? Вы мне всю жизнь врали! Наказывали за любые мелочи и при каждом удобном случае напоминали, что вытащили меня из детдома. А я всегда была вам благодарна. Конечно, я могла ожидать таких фокусов от мамы, но от тебя…

Я нажала на кнопку лифта, шагнула внутрь и плакала до седьмого этажа.

Глава 25

Встречу со специалистом назначили на одиннадцать. Так как Вика была на учебе, а дядя Женя уехал по своим делам, мы с тетей Галей добирались до клиники на автобусе. Прежде я раза два ездила в общественном транспорте. И надо заметить, что постоянные «передайте за проезд», «парень, уступи место бабушке», «эй, ты мне ноги отдавил!» здорово отвлекали от мыслей о визите к врачу, которого я ждала как приговора. Две недели думала, какой он поставит диагноз и каким будет лечение. А что, если меня запрут в дурке? Что, если это единственный выход — держаться на безопасном расстоянии от людей? Ну вот, снова накатила волна переживаний. В любом случае, если я хочу выгнать из себя эту дурь, то должна быть честной и ничего не утаивать от доктора.

Один запах больницы пугал и навевал нехорошие мысли. Из палат доносились странные крики, вой, смех с заиканием. Я невольно представила себя героиней фильма, которую закрыли в этой больнице насильно, например, упек бывший богатенький муженек, чтобы жениться на любовнице. И все эти пациенты когда-то были нормальными людьми, но от них тоже кто-то решил избавиться таким жутким способом. Накачали сильными препаратами, и теперь они даже не помнят собственных имен. А что, если правда от меня решили избавиться? Просто побоялись сказать в открытую: «Лера, мы боимся находиться с тобой в одном доме». На улицу не рискнули выставить, а больше меня девать некуда. Оставался один выход — засунуть в дурку от греха подальше и спать спокойно.

Десять минут в стенах психбольницы, и я уже начала сходить с ума. Если бы вовремя не появился доктор, то я бы точно сбежала.

Невысокий круглолицый дядечка с проплешиной на голове вальяжно вышагивал по коридору, выставив вперед огромный живот, обтянутый белым халатом. Судя по скованному приветствию, они не очень-то хорошие знакомые с тетей Галей.