Клюква с косточкой

Середина ноября. На улице лютый холод, сильные ветра. Столбик термометра за окном показывал минус пятнадцать, а по ощущениям — как будто минус тысяча. А еще выпало очень много снега. Я сидела на подоконнике в Викиной комнате в полной темноте, закутавшись в плед, и смотрела, как ветер играл большими снежинками. Носил их то в одну сторону, то в другую. Из-под деревянных рам сильно задувало, несмотря на то, что мы вчера обложили окна ватой и заклеили скотчем. Вика с родителями сидели в зале и смотрели старые фотоальбомы. Смеялись на всю квартиру, что-то вспоминали. С кухни тянуло блинами, из туалета — сигаретным дымом. Как стало холодно, дядя Женя перестал курить на балконе. После него невозможно было войти в туалет — казалось, я пропитывалась дымом от корней волос до носков.

— Ох, а ведь они были хорошей парой, — послышался голос тети Гали. — Посмотри, как они влюбленно смотрят друг на друга.

— А кто это? — спросила Вика.

— Светка с Серегой. Анисимовы. — Я прислушалась, понимая, что речь идет о моих настоящих родителях.

— А, это те, что потом спились?

— Ага. Как обоих с завода сократили, так и начали пить. Нет чтоб другую работу искать! — гаркнул сердито дядя Женя. — Ведь у них был совсем маленький ребенок. Чем только думали!

— А где это вы все? — спрашивала Вика.

— У них на втором дне свадьбы. В деревне под Подольском. Там у Серегиной матери был дом.

— А потом за этот дом и за квартиру матери война была, помнишь?

— Да как же тут забудешь! После смерти Степановны родственники слетелись на имущество, как стервятники. Каждый хотел кусок оттяпать. Даже Олег с Райкой на поминках скандал устроили. Помнишь, как Райка возмущалась, мол, Степановна теткой Олегу была, значит, и ему часть наследства полагается.

— Но она их сделала, конечно. Молодец Степановна, всё девчонке отписала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я напряглась. Речь ведь не обо мне, правда?

Глава 24

— Какой девчонке? — поинтересовалась Вика.

— Единственной внучке. Ну той, которую в детдом забрали. Степановна тогда сына и Светку прокляла, что довели до такого. Пили, о ребенке не думали. Она плакала, порог детдома оббивала — забрать ее хотела, а так как больная была, ей ребенка не отдали. А перед смертью дарственную ей написала на квартиру и дом.

— Мне всегда было интересно, как сложилась судьба этой девочки, — вздохнула тетя Галя. А я уже в тот момент шла в зал с одной мыслью в голове: если всё, что я сейчас услышала, правда, то прошлым летом я добровольно отказалась от всего, что мне оставила бабушка.

— Лер, ты чего? — удивленно уставилась на меня Вика, когда я взяла из тети Галиных рук альбом и осела на пол, глядя на фото молодой пары. Папа в широких брюках и клетчатой рубашке с пышными усами и черной шевелюрой держит за талию маму — худенькую, с длинными русыми волосами. На ней желтое платье и фата на голове. Слезы закапали на их счастливые лица. В моей памяти они остались совсем другими. Меня затрясло. Кровь закипела. Я почувствовала, как начали гореть щеки, как быстро застучало сердце.

Альбом выпал из рук. Они врали мне всю жизнь! Говорили, что я бы сгнила в детдоме, если б они не забрали к себе! Я всю жизнь была им благодарна за это! А в позапрошлый мой день рождения мама повезла меня на встречу с нотариусом — подписать кое-какие бумаги. «Так, формальность, — говорила она. — Пустяк, касающийся нашего домика в Подмосковье». Я подписала не задумываясь. Ведь точно знала, что у меня своего никогда ничего не было. А потом они с нотариусом поехали в ресторан, а меня высадили у дома. Неужели они отмечали мой отказ от имущества? А потом мама в центре Москвы открыла новый салон, тот, что с подиумом. На какие деньги открыла? Наверняка на те, что выручила от продажи дома и квартиры…

Грудную клетку сжало от боли, ком в горле не давал произнести ни слова. Еще немного, и внутри рванет бомба, а мое тело разлетится на мелкие частицы.

— Лерочка, у тебя приступ начинается… — испуганно сказала тетя Галя. Она приближалась ко мне с опаской, как к свирепому псу на цепи. — Идем в комнату, приляжем, всё хорошо, т-ш-ш-ш, всё хорошо.

Дядя Женя подхватил меня на руки и унес в Викину комнату. Тетя Галя трясущимися руками подала стакан воды. Я выпила ее залпом. Оставалась в сознании. Значит, это не приступ. Бес решил воздержаться от семейных разборок. Кричала, рыдая в подушку:

— Они меня предали, предали! Всё было спланировано! Они никогда меня не любили, взяли из детдома только из-за наследства! Папа… как ты мог… Я доверяла тебе!

Рядом с кроватью стояли тетя Галя, дядя Женя и Вика. Молчали. Они уже поняли, кто я. И что сделали мои родители.

Сорвалась с кровати, подбежала к комоду, схватила телефон, сквозь слезы не сразу нашла в списке звонков его номер. Набрала и прокричала автоответчику: