— В чем, лапуля? — стал прикидывать Кирт. — Не будь мы конями, не смогли бы карету дорогой безумцев провести?
— Не-а, — прыснула я. — В том, что среди лошадок ни одной течной не было. Как бы вы себя после ощущали, а, если б инстинктам волю дали? Любимая присказка Кирта реальностью бы стала!
Щитовик заржал, похмыкали и Шериф с Кертом. Фиилор спал, поэтому смутиться не мог.
Глава 10
РАЛЬИН: ПОИСК ПО ПЛОЩАДИ
Когда принц очнулся, день уже клонился к закату. Своим желанием сократить путь мы его существенно удлинили. Не критично, конечно, но неприятно. Пусть нам график никто не чертил и сроков путешествия не закладывал, но получилось забавно. Практикой проверили присказку: «Самая длинная дорога начинается со слов: „Я знаю короткий путь“». Озвучила ее компании, и все вместе посмеялись.
Зато из-за срезания дороги устроились мы в таком неподходящем месте, что никто из проезжих присоседиться не пожелал. Или дело было не в расстоянии между пунктами, а собственно в точке стоянки? Может, мы, пока по Пустоши колтыхались, успели малость адаптироваться к тошнотворной невыносимости и сейчас не замечали ее привкуса, как не замечает бензинового запашка человек, чей дом стоит рядом с широкополосной дорогой? Не суть важно. Принц проснулся уже не голубым или зеленым, а чуть розовым со сна на свежем воздухе.
Кирт первым заметил и заботливо уточнил:
— Ты как, высочество, очухался? Не мутит больше?
Высочество смущенно улыбнулось и бочком-бочком поползло в кустики. Кирт крякнул и пошел проводить немощного. Надеюсь, до «подержать» у них не дойдет, а то принца так шатает, будто он во сне половину вчерашней сивухи выхлестал.
— Из-за меня вы задержались, — по возвращении виновато засопел Фиилор, продолжая разговор, начатый в лесочке.
— Не бери в голову, все равно упряжь проверить надо было и отдохнуть толком. Не одному тебе дурно в дороге стало, — утешил Кирт беднягу, кивнув в мою сторону.
Да уж, здоровый румянец вообще никогда не числился в достоинствах внешности принцессы. Она его и не стремилась добиться. Симелию вполне устраивала благородная бледность. Она ее загадочной и романтичной считала, а не признаком анемии, как медики на Земле. Фиилор кинул на меня взгляд побитой собаки, я отмахнулась — дескать, было бы из-за чего страдать. А этот чудик вдруг подорвался с места и кинулся назад в лес со всхлипами.
Бежать следом? В платье по кустам? Щаз! Нашли идиотку! Это ведь не городской парк! Здесь кто угодно водиться может. Разумеется, я осталась сидеть где сидела, давая радильярцу возможность пострадать вволю, остальные тоже не мешали принцу заниматься ерундой. Как говорится, почему бы благородному дону… и так далее и тому подобное. Жрец, правда, посмотрел на меня почти укоризненно (или все-таки вопросительно?), но приставать с глупыми предложениями не стал. Молодец! Все равно бы не уговорил. Может, высочество опять там рвет или несет, а я вляпаюсь. Мальчик-то он милый, никто не спорит, творческие планы лелеет, но его отходы не розами благоухают, факт. В одной карете посидели, точно знаю!
Кирт привстал было, глядя вслед пареньку, но с утешениями не помчался. Пусть юноша проревется, сбросит напряжение, лучше спать будет ночью.
Ага! Как же! Размечталась, одноглазая! Ночью меня снова разбудили завывания, раздающиеся вблизи нашего шатра-палатки. Были то вовсе не хищные звери, жаждущие свежатины, а очередная дурь, вступившая в голову Фиилору. Жрец и Керт дрыхли, а я проснулась от всхлипываний и жалоб. Кирт, изображавший нашу бдительную охрану, оказался единственным бодрствующим обладателем ушей, готовым проявить сочувствие и выслушать ранимое высочество. Ей-богу, даже Симелия так часто не истерила, хотя тоже королевских кровей и вообще девица, которой природой положено быть изнеженной и капризной. С другой стороны, покойница по дорогам не шлялась, ища приключений на свою, хм, скажем, голову.
Лежала я под одеялом, невольно прислушиваясь к стенаниям Фиилора. Если прикрыть глаза и представить, что за стеной телевизор с каким-нибудь нудным сериалом идет, может, получится снова уснуть?
Принц же гастролировал, накручивая себя и других, припадок набирал обороты. Все претензии парня к мирозданию сводились к недостатку личного мужества, физической формы и тому позору, каковой он ощущает, представ в столь неблаговидном облике перед девой с лицом покойной невесты.
М-да, засранец переживает, что он засранец. Встать, что ли, пойти и сказать проникновенно, что физиологические проблемы — это фигня, а вот разбуженные в неурочный час и рассерженные девушки — это действительно неприятно, особенно если под рукой окажется тот котелок, в котором варили кашу на ужин?