— После них голова — как после десятка дядькиных именин, кобылу мне в жены! — поддакнул Кирт, отбирая у брата флягу, чтобы к ней присосаться.
Заинтересовавшись рассказом, я подошла ближе к упряжке и едва успела отскочить. Ближайшая кобыла чуть не съездила мне копытом по бедру. Ну их, скотин, у нас тут два телохранителя-метаморфа объявились, они с копытными теперь на «ты». Вот пускай выясняют, кто есть кто, и заботятся, братья по разуму!
Почему-то меня лошади явственно побаивались, оттого и бесились. Это меня-то, такую мелкую и ни одним копытом не вооруженную?! Хотя… порой у нас в сказках встречались оговорки, будто животные могут смерть видеть. Может, в этом причина? Лошади каким-то образом чуют, что я тесное знакомство с лысым типом при портфеле водила, оттого и шарахаются и копытами стучат в качестве самозащиты? Пусть их, не очень-то и хотелось. Ногами ходить буду или в карете ездить, а не в седле попу отбивать.
Мое дело в отряде маленькое: приглядеть, чтобы черных пятнышек ни на ком не проступало. Сейчас, кстати, меток смерти не просматривалось. Их не было и тогда, когда карета съезжала на дорогу в космонавты. Почему туда? А как иначе обозвать эти мучения для вестибулярного аппарата? Понимаю, что никто нас в космос запускать не собирался и все страдания вышли исключительно добровольно-идиотскими, потому как срезать путь мы решили через одну из мертвых зон, тех самых, оставленных Ольрэном то ли нечаянно, то ли как напоминание и назидание потомкам. Зон, прозванных Пустошами, из-за которых местность и получила свое не особо поэтичное название.
До моих компаньонов финт моего восприятия тоже дошел в ближайшие полчаса. Кирт попытался было высказать претензии насчет непрозвучавших предупреждений. Дескать, чего не предостерегла? На что я огрызнулась: мучения смертельными не являлись, поэтому никаких знаков я не видела и предупредить никого не могла. Я ж детектор смерти, а не недомоганий. И вообще, страдала заодно со всеми и даже больше, потому как они здоровенные мужики, а я девушка хрупкая. Больше, чем мне, разве что Фиилору досталось. Он по жизни играет роль козлика отпущения. Вечно все шишки на себя собирает. То ли до сих пор к существованию вне стен дворца приспособиться не может, то ли сам в таких вышних эмпиреях витает, что его все невзгоды (кроме жмущих женских туфелек) не касаются. Беды стараются-стараются, из шкуры вон лезут, донимают принца, а он встряхнется, умоется и дальше идет, сочиняет, мечтает, прожектерствует…
А лирты щитовики пусть варежки захлопнут! Клиент жив, претензии не принимаются! Кляня все и всех, а дурацкие шутки Ушедшего в особенности, телохранители заставили себя вплотную заняться лошадьми. Меня после нежданной атаки копытом присоединиться к почетному обществу животноводов не позвали.
Фиилор, наскоро отмытый жрецом в ручье, отлеживался, а я Шерифу с костром стала помогать. Мы запалили огонек и согрели водички. Крепкий чай хорошо давление поднимает. Тут хоть обычного чая и не водилось, но сбор из трав, напоминавший по вкусу зеленый чай, имелся. Пришлось давиться им, чтобы поскорее оклематься, ладно хоть кусок пастилы выдали. Медку охота!
Позаботившись о лошадках, Кирт и Керт тоже приземлились у костерка в ложбинке и перекусили. Вернее, сожрали как минимум трехдневный запас продовольствия. Видать, на операцию укрощения обезумевшей упряжки и смену обличья мужики прорву энергии потратили, и никакой травой, какую отплевывали после возвращения к внешности хомо сапиенс, дефицит возместить не получилось.
— Зато теперь у нас есть информация! — бодро объявила я мрачным после нечаянных метаморфоз людям.
— То есть мы не только люди, собаки, а еще и кони? — кисло хмыкнул Кирт.
— То есть превращение активируется не с бухты-барахты, а в критическую для носителя дара минуту! — прихлебывая чай, ткнула я щитовика носом в очевидное. — Вы же себя и нас спасали! Пусть не жизнь, но здоровье точно сохранили!
— Каково оно — себя, лошадью ощущать? — полюбопытствовал Шериф.
— Конем, — скрупулезно поправил Керт и перевел впечатления на почти литературный язык, пока Кирт давился здешним вариантом ненормативной лексики. — Странно сейчас. А когда случилось, словно только так и надо. Память о цели есть, но ощущаешь себя не человеком в шкуре жеребца, а конем с ошметками памяти человека. Больше память о конкретной цели ведет, чем человеческие мысли.
— Удобно, — рассудил Шериф, меряя щитовиков задумчивым взглядом.
Надеюсь, при этом он не прикидывал, сколько кубометров дров надобно для сожжения пары мужчин, оскверненных касанием Ольрэна, или сколько литров кипящего масла понадобится ддя «водных» очистительных процедур?
Вроде на фанатика жрец не походил, и его неприязнь к Ушедшему, в чем я убеждалась чем дальше, тем больше, носила сугубо идеологический характер. Выражать явную симпатию противнику своего бога, от которого черпаешь силу, не полагается, так же как поощрять еретиков. Но кормить их можно и даже нужно, а то помрут раньше, чем убедятся, что Первоотец — лучший из богов.
— И вообще, вам повезло! — хихикнула я, чавкая пастилой.