– Ты поедешь в немцы, – объявил ему Мистина, – к Отто, и нынче вечером тебе Торлейв и Острогляд от княгини привезут невесту. Муж ее мертв, она вдова с приданым. Ты обведешь ее вокруг печи, а я отдам ей все ключи. Красный стол дня через три устроим, и она будет твоей женой перед всем Киевом.
Даже если Святослав будет недоволен решением матери, вырвать чужую законную жену из дома, в своей же ближней дружине, не посмеет даже он.
– Княгиня согласилась? – спросил Лют, хотя это было очевидно.
На его широком лбу залегли продольные складки, вид был растерянный, будто он не поймет, о чем ему говорят.
– И она сама…
– И она сама. Сказала, что честь у нее уже была, теперь счастья хочет.
Лют отвернулся и отошел. Можно было подумать, что ему медведицу из лесу везут, а не ту зеленоглазую вилу, о которой он мечтал уже полгода.
– Ну, что ты? – Мистина шагнул вслед за ним. – О Святославе не думай. Я же здесь буду. Пока я жив, он ее не тронет, убей меня мой меч!
– Погублю я ее! – выдохнул Лют, не поднимая головы. – Она молодая… у нее позади дряхлый дед, могила ранняя да волки лесные. Ясно дело, я ей сейчас как сам Ярила… а потом? Привыкнет… и ее, и детей попрекать будут… что я дворовой девки сын…
Мистина выдохнул.
«Расскажи ему… – советовала Эльга. – Пусть он знает правду о себе».
«Не всякая правда приносит добро, – когда-то давно говорил он ей. – Иная правда может разрушить все, что было улажено, и ничего не дать взамен. Такая правда не нужна никому, и лучше ее зарыть поглубже».
Но правду о себе человек должен знать. Никто другой не увидит, какие качества и силы в нем пробуждаются, и он должен иметь все орудия для управления ими.
– Я скажу тебе кое-что… – Мистина положил руку Люту на плечо. – Не буду просить хранить это в тайне, ты и сам поймешь, что никому не нужно этого знать. Очень давно… когда мне было всего-то лет шестнадцать, я однажды провинился перед моим отцом. Очень сильно провинился. И за это был наказан, – Мистина подмигнул и почесал спину звенящей серебряной плетью. – Отец простил меня, и много лет мы хранили нашу общую тайну. Даже от тебя, хотя тебя-то она больше всего касалась.
Он посмотрел в поднятые к нему ореховые глаза, выражавшие напряженное ожидание.
– Ты не сын Свенельда.
Лют вздрогнул. Сейчас, когда низкое происхождение по матери терзало его сильнее, чем когда-либо в жизни, Мистина не мог сделать ничего хуже, чем лишить его столь знатного и прославленного отца.
Но как? Их сходство с Мистиной всем бросалось в глаза с самого его детства. Даже Етон, муховор старый, замучил этими шутками…
– Ты его внук. По правде, твой отец – я. И, стало быть, ты – внук моей матери, Витиславы, дочери Драговита. В тебе кровь князей ободритских, как и во мне. Ты сын холопки, но внук княжны. Род твой куда лучше, чем ты думал. И пришло время тебе об этом узнать.
– Ты мой отец? – тихо повторил Лют. – Но как…
– Мне было шестнадцать лет. Помнишь себя в шестнадцать?
…Возвратившись от уличей в Киев, воевода Свенельд застал, как в сказании, «чего дома не ведал».
– Где этот йотунов… – Он запнулся, не зная, как обозначить своего единственного сына, не оскорбив памяти его покойной матери. – Шумилка! Мистиша где? Зови его сюда!
Из долгого летнего похода он вернулся вчера. А нынче утром, успокоившись и осмотревшись, сделал неприятное открытие.
Искать воеводского сына долго не пришлось – с дальнего конца двора доносился стук дубовых палок по щитам. Отроки упражнялись, как обычно по утрам, и среди них – Мистина и его товарищ Ингвар – Свенельдов воспитанник. Услышав, что зовут, Мистина бросил палку, отдал кому-то щит и направился к избам.
Воевода ждал его, стоя перед жилищем челяди. Уперев руки в бока, рослый, плечистый, он выглядел весьма грозно. Видя, что отец не шутя разгневан, Мистина погасил улыбку.
В шестнадцать лет Мистина чем-то напоминал медвежонка – юной свежестью, за которой уже просвечивает скорый расцвет мощи крупного хищного зверя, но пока что даже его довольно крупным чертам юность придавала вид разом мужества и нежности. В последние годы он сильно вытянулся и, еще уступая отцу ростом, продолжал расти; он уже раздался в плечах, ступни и кисти обещали, что в будущем он не уступит отцу могучим сложением, а то и превзойдет. А красотой лица благодаря матери он превосходил Свенельда; довольно правильные черты не портила даже горбинка на носу, как у отца: это «семейное сходство» оба приобрели после перелома, в разное время полученного при ударе щитом сбоку.
В теплый день ранней осени на нем была лишь сорочка сероватого полотна, местами прилипшая к влажному от пота телу, но и так любой понял бы: перед ним человек знатного рода, предназначенный для высокой судьбы. Сильный гибкий стан, блестящие светло-русые волосы, связанные сзади в хвост, серые глаза и прямые русые брови, твердый подбородок и легкая ямочка на правой щеке – жизненная сила наполняла Мистину и переливалась через край. При всей своей досаде воевода понимал, отчего случилось то, что случилось.