Читаем Ключи судьбы полностью

– Ты поедешь в немцы, – объявил ему Мистина, – к Отто, и нынче вечером тебе Торлейв и Острогляд от княгини привезут невесту. Муж ее мертв, она вдова с приданым. Ты обведешь ее вокруг печи, а я отдам ей все ключи. Красный стол дня через три устроим, и она будет твоей женой перед всем Киевом.

Даже если Святослав будет недоволен решением матери, вырвать чужую законную жену из дома, в своей же ближней дружине, не посмеет даже он.

– Княгиня согласилась? – спросил Лют, хотя это было очевидно.

На его широком лбу залегли продольные складки, вид был растерянный, будто он не поймет, о чем ему говорят.

– И она сама…

– И она сама. Сказала, что честь у нее уже была, теперь счастья хочет.

Лют отвернулся и отошел. Можно было подумать, что ему медведицу из лесу везут, а не ту зеленоглазую вилу, о которой он мечтал уже полгода.

– Ну, что ты? – Мистина шагнул вслед за ним. – О Святославе не думай. Я же здесь буду. Пока я жив, он ее не тронет, убей меня мой меч!

– Погублю я ее! – выдохнул Лют, не поднимая головы. – Она молодая… у нее позади дряхлый дед, могила ранняя да волки лесные. Ясно дело, я ей сейчас как сам Ярила… а потом? Привыкнет… и ее, и детей попрекать будут… что я дворовой девки сын…

Мистина выдохнул.

«Расскажи ему… – советовала Эльга. – Пусть он знает правду о себе».

«Не всякая правда приносит добро, – когда-то давно говорил он ей. – Иная правда может разрушить все, что было улажено, и ничего не дать взамен. Такая правда не нужна никому, и лучше ее зарыть поглубже».

Но правду о себе человек должен знать. Никто другой не увидит, какие качества и силы в нем пробуждаются, и он должен иметь все орудия для управления ими.

– Я скажу тебе кое-что… – Мистина положил руку Люту на плечо. – Не буду просить хранить это в тайне, ты и сам поймешь, что никому не нужно этого знать. Очень давно… когда мне было всего-то лет шестнадцать, я однажды провинился перед моим отцом. Очень сильно провинился. И за это был наказан, – Мистина подмигнул и почесал спину звенящей серебряной плетью. – Отец простил меня, и много лет мы хранили нашу общую тайну. Даже от тебя, хотя тебя-то она больше всего касалась.

Он посмотрел в поднятые к нему ореховые глаза, выражавшие напряженное ожидание.

– Ты не сын Свенельда.

Лют вздрогнул. Сейчас, когда низкое происхождение по матери терзало его сильнее, чем когда-либо в жизни, Мистина не мог сделать ничего хуже, чем лишить его столь знатного и прославленного отца.

Но как? Их сходство с Мистиной всем бросалось в глаза с самого его детства. Даже Етон, муховор старый, замучил этими шутками…

– Ты его внук. По правде, твой отец – я. И, стало быть, ты – внук моей матери, Витиславы, дочери Драговита. В тебе кровь князей ободритских, как и во мне. Ты сын холопки, но внук княжны. Род твой куда лучше, чем ты думал. И пришло время тебе об этом узнать.

– Ты мой отец? – тихо повторил Лют. – Но как…

– Мне было шестнадцать лет. Помнишь себя в шестнадцать?

…Возвратившись от уличей в Киев, воевода Свенельд застал, как в сказании, «чего дома не ведал».

– Где этот йотунов… – Он запнулся, не зная, как обозначить своего единственного сына, не оскорбив памяти его покойной матери. – Шумилка! Мистиша где? Зови его сюда!

Из долгого летнего похода он вернулся вчера. А нынче утром, успокоившись и осмотревшись, сделал неприятное открытие.

Искать воеводского сына долго не пришлось – с дальнего конца двора доносился стук дубовых палок по щитам. Отроки упражнялись, как обычно по утрам, и среди них – Мистина и его товарищ Ингвар – Свенельдов воспитанник. Услышав, что зовут, Мистина бросил палку, отдал кому-то щит и направился к избам.

Воевода ждал его, стоя перед жилищем челяди. Уперев руки в бока, рослый, плечистый, он выглядел весьма грозно. Видя, что отец не шутя разгневан, Мистина погасил улыбку.

В шестнадцать лет Мистина чем-то напоминал медвежонка – юной свежестью, за которой уже просвечивает скорый расцвет мощи крупного хищного зверя, но пока что даже его довольно крупным чертам юность придавала вид разом мужества и нежности. В последние годы он сильно вытянулся и, еще уступая отцу ростом, продолжал расти; он уже раздался в плечах, ступни и кисти обещали, что в будущем он не уступит отцу могучим сложением, а то и превзойдет. А красотой лица благодаря матери он превосходил Свенельда; довольно правильные черты не портила даже горбинка на носу, как у отца: это «семейное сходство» оба приобрели после перелома, в разное время полученного при ударе щитом сбоку.

В теплый день ранней осени на нем была лишь сорочка сероватого полотна, местами прилипшая к влажному от пота телу, но и так любой понял бы: перед ним человек знатного рода, предназначенный для высокой судьбы. Сильный гибкий стан, блестящие светло-русые волосы, связанные сзади в хвост, серые глаза и прямые русые брови, твердый подбородок и легкая ямочка на правой щеке – жизненная сила наполняла Мистину и переливалась через край. При всей своей досаде воевода понимал, отчего случилось то, что случилось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза