– Они недовольны. Это о том, что она якобы погибла, а потом вдруг вернулась, спустя столько времени. Управление военной разведки хочет в связи с этим увидеться с тобой. Меня, так сказать, просто выслали вперед. Все дело в том, что это гнусная миссия, поэтому они взвалили ее на меня.
– Продолжай.
– Как ты знаешь, существует определенное количество тех, кто прибывает и отбывает через Ла-Манш. Кого-то отрядили навести справки, и мы получили отчет.
– Да?
– Там говорится то, что тебе уже известно: Тереза Джослин жила в Шато-де-Морнак со своей приемной дочерью, мисс Джойс. Анна приехала к ним погостить в апреле 40-го, а в июне ты прибыл туда на моторном катере и попытался вывезти ее. Ты забрал с собой какую-то женщину, но она умерла на борту катера. Это я пересказываю не отчет, это просто общеизвестные сведения. Теперь переходим к отчету. В нем говорится, что через неделю после смерти Терезы Джослин ты приехал и забрал Анну. Энни Джойс осталась в Шато. Говорилось, что она больна. За ней ухаживали двое старых слуг, Пьер и Мари. В селении были немцы. Они прислали ей врача.
– Да, я знал все это. Я полагаю, ты слышал историю Анны. Она говорит, что вернулась в Шато и назвалась Энни Джойс. Позже, когда она поправилась после воспаления легких, ее перевели в концентрационный лагерь.
У Гарта был несчастный вид.
– Боюсь, все не так просто – согласно отчету. В нем говорится, что Энни Джойс поправилась очень быстро. Немецкий доктор продолжал наносить визиты в Шато, так же как и капитан Райхенау. Похоже, они были с Энни Джойс в очень дружеских отношениях. Вскоре врача перевели в другое место, а капитан Райхенау продолжал свои визиты. Разумеется, в деревне ходило много разговоров. Несколько месяцев спустя Райхенау исчез со сцены. Через некоторое время после этого Энни Джойс отправили в концлагерь, но пару месяцев спустя она опять объявилась в Шато. Она сказала, что ее отпустили, потому что она заболела. Она определенно похудела, но не походила на человека, который перенес болезнь, и была в очень хорошем настроении. Она сказала Пьеру и Мари, что не останется у них надолго – она собиралась в Англию. Была какая-то задержка, но в конце концов она отбыла.
– Это все?
– Есть еще одна вещь. После ее возвращения из концлагеря немцы оставили ее в покое. Не было ни визитов, ни контактов.
– Ты бы осудил ее, если бы контакты были, – очень холодно промолвил Филипп. – Не собираешься ли ты теперь осудить ее потому, что таковых не было?
– Нет… нет, конечно, нет. Филипп, ты абсолютно уверен в том, что она Анна? Нет, погоди минуту… ты ведь не был уверен, не так ли? Среди родственников ходят слухи, знаешь ли. Инес болтала. Ты ведь раньше не был уверен, правда?..
Гарт, похоже, не мог больше говорить и лишь пристально смотрел на собеседника. Филипп подхватил нить разговора:
– Я был уверен настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенным. Она казалась мне совершенно посторонней. Я не мог поверить, что она когда-то была моей женой. Она выглядела как Анна, говорила как Анна, писала как Анна – и все-таки я не верил, что это Анна. А затем мне все было навязано – вопреки моему желанию, моим инстинктам, моим чувствам. Потому что она знала то, что, как я считал, могли знать только мы с Анной. – Он встал и прошелся в дальний конец комнаты. Последовала небольшая пауза, затем он обернулся и сказал: – Так я считал до вчерашнего вечера.
– Что произошло вчера вечером?
– К нам в гости зашла одна девушка. Она была у Анны одной из подружек невесты. Она хихикала и трещала, и в ходе этой трескотни отпустила несколько очень поучительных ремарок о дневнике. Как выяснилось, Анна вела дневник по образцу покойного мистера Пипса, в котором, как выразилась Джоан, «записывала буквально все, даже то, что обычному человеку в голову не придет записывать». Анна вовсе не горела желанием обсуждать этот дневник. Конечно, вроде бы, с какой стати ей это обсуждать, но… На самом деле она была чрезвычайно напряжена. Мне бы хотелось взглянуть на этот дневник, Гарт. Я бы хотел увидеть, писала ли в нем Анна те вещи, которые я тогда счел такими убедительными, – те вещи, которые только мы с Анной могли знать. Потому что если это так и если Энни Джойс заполучила эту информацию, тогда мое чутье меня не подвело и все мои резоны воспринимать эту женщину как Анну… можно выбросить за борт.
Гарт развернулся на своем стуле и с серьезным выражением посмотрел на Филиппа, не зная, что ответить. Прежде чем он собрался с мыслями, Филипп заговорил опять:
– Мы лишь живем под одной крышей. Между нами ничего нет. Она мне чужая.
– Должен ли я рассказать это Управлению военной разведки?