Ключ власти

— Там железная дверь, замки… ключи у распорядителя!

— Я найду, чем открыть. Веди.

Прокатившись по улочке, взрывная волна погасла. Кое-где приоткрылись окна, выглянули озабоченные лица — что там громыхнуло?.. Какое странное эхо! — на гремучий резкий звук издали отозвался глухой раскат грома и задрожал воздух.

Во дворе баханского храма танцевали девушки — и даже молодые дамы! — одетые вейками. Храмовый двор цвёл в ночи, будто волшебный сад призрачных огней, звучал чарующей музыкой и пел переливчатыми голосами.

Из-за домов доносился шум празднества. Летняя ночь дышала вином и пряностями, прозрачная прохлада веяла со стороны моря. Играли флейты, лился сладостный звук ксилофона. Развевались в танце газовые ткани, вскидывались зовущие руки — а парни в нарядах заморских купцов, моряков и разбойников увивались вокруг. Выделывая замысловатые фигуры танца, они старались как бы невзначай прикоснуться к танцовщицам.

Ночь обещала райскую негу, восхищение любви и молодости.

В первый миг никто не понял, что произошло. Сперва неясная вибрация земли и воздуха… Затем толчок — танцоры сбились с ритма, замерли, недоумённо озираясь.

Тут земля вздрогнула, словно в ней шевельнулся кит. Стены затрещали. На дворе вспыхнуло смятение, раздались вопли, все ринулись к воротами, на улицу. Под ногами колыхалась, вспучивалась мостовая — земля ожила, перестала быть верной опорой.

— Мама, что такое? А-а-а-а!

Храм содрогался, по его стенам побежали трещины; закачались и начали падать из ниш статуи святых бутов. Улыбаясь, держа руку поднятой для благословения, они валились вниз и с сухим стуком разбивались на плитах, — отколовшись, покатилась каменная голова.

Истошные крики, пронзительный визг и плач — кого-то задело, разбив плечо, рука залита кровью, — а улица колебалась, как море. В ресторанчике напротив кренился навес, балясины балюстрады вылетали словно кегли, начала проваливаться крыша и покосились стены.

Гомон веселья над Сарциной сменился шумом хаоса и суматохи. Крики сливались в прерывистый вой, волнами нёсшийся со всех сторон. Музыка оборвалась, зато слышался издали грохот осыпающихся стен — и какой-то медленный пульсирующий гул: «Уууммм. Уууммм. Уууммм». Словно по городу шли гигантские быки и мычали над крышами.

Стена ресторанчика — трррах! — повалилась на проезжую часть, рассыпая камни, подняв тучу пыли — и накрыв несколько человек. Из порванных труб гейзерами ударила вода. Где-то поблизости взорвался паровой котёл — богатый дом со своей котельной стал кучей кирпичей и брёвен.

Будто от взрывной волны, начал рушиться соседний особняк — перекрытия этажей хрустнули, ломаясь; из кухонной печи вихрем вырвался столб искр. Следом жарко полыхнул запас керосина — в разливанном огне занялась изломанная мебель, вспыхнули портьеры. Жар-птицами взлетали, обращаясь в гарь, шёлковые занавеси и салфетки.

Посреди огня из руин начало подниматься нечто вроде громадной раковины — грязно-бронзовое, острым гребнем вверх, раздвигая тушей обломки кирпичных стен, досок и балок. Уцелевшие гуляки вначале прянули от упавшей стены, а затем кинулись врассыпную — куда глаза глядят, лишь бы подальше от ужаса!

А там, за поворотом — в клубящейся пыли, роняя с броневых боков остатки рухнувшего дома, — медленно вставало новое чудовище!

— Спокойно! — заорал унтер-полицейский, махая руками. Его властный рык сдержал мятущееся человеческое стадо. — Все за мной! дворами к заливу!..

Которые послушались — кинулись в темноту дворов, прочие — куда попало. Кое-кто застыл, как парализованный, глядя на чудо-юдо. Оно целиком поднялось из ямы, возникшей там, где минуту назад был дом с жильцами, а теперь — груды дымящегося хлама, косо торчащие куски стен.

Махина, похожая на изжелта-серый гребенчатый шлем, горбом высилась над ближними крышами. Из-под сжатой с боков раковины панциря, будто корни, выступали толстые кольчатые ноги. Передвигая опоры, махина смела остатки дома и ступила на улицу. Спереди на гребнистом корпусе загорелись косые щели, словно глаза; туша повернулась, устремляя взгляд вслед бегущим, а над панцирем выросли как бы улиточьи рожки.

«Всё идёт по плану, — с удовольствием отметил пилот бронехода. — Возьмём пьяных махом, на испуг!»

Опустив на голову шлем-говорун, он вошёл в перекличку машин:

— Я пятый, поднялся на поверхность. Начинаю охоту.

— Хорошо, пятый. Сгоняй скот на площадь. Отсекай пути отхода, круши здания.

— Эй, на ловцах! — не оглядываясь, окликнул пилот тех, кто сидел у систем захвата. — Гляди в оба, червяги! Хватать самок, на самцов не отвлекаться.

— Порядок, старшой! Прибавь шагу, мигом сцапаем.

Вспыхнули огоньки лучемётов, зажглись датчики бомбовых стволов. Пилот хищно оценил уличный пейзаж, наметил цели и — аахх! — ударили по домам первые бомбы. Полыхнул огонь, поднялись облака дыма. Лобовая сирена утробно завыла, лучом звука насылая страх и слабость на метавшийся впереди скот.

Гнать их! гнать и брать!