Ключ власти

Ингира, ан-эредита Синего престола, прибыла в столицу тихо, скрытно, чтобы избежать внимания пиявок-газетчиков. Заранее отбила шифрограмму министру двора: «Никаких церемоний при встрече. Объявление о приезде дать задним числом».

Под вуалью, в скромном дорожном платье, скорым поездом с востока, под охраной лейб-полиции в штатском. Закрытая мотокарета. В пути по городу принцесса время от времени осторожно отслоняла занавесь и смотрела через окно дверцы наружу.

Руэн оживлённо шумел — храмин-день, выходной! За окном — экипажи, конные и паровые, на тротуарах — празднично одетый люд.

В городе, где ценят шик и блеск, принцессе порой трудно было угадать, кто есть кто — тем более, зрелище быстро уплывало назад, меняясь с каждой секундой. Вот эти, например — барышни, хозяйские дочки или принарядившиеся служанки? скорее, служаночки — слишком задорно хохочут… А те фасонистые молодые люди в котелках, с тросточками — приказчики? мастеровые? У них грубые манеры и широкая походка… Кучка студентов на углу — в форменных фуражках, двубортных тужурках и диагональных брючках — оживлённо спорят, разводя руками.

Виды улиц проходили пёстрой лентой мимо глаз Ингиры. Целые потоки людей двигались — куда? В церковь к поздней литургии, в публичный парк, в театр на представление или в пивную. Шум, гам и колокольный звон.

Проехали мимо афишной тумбы. Расклейщик только-только налепил кричаще-яркий плакат: самоходки в дыму и пламени, разрывы бомб. Пехотинцы идут в штыковую атаку, а против них — чёрные горбатые чудовища поднимают лучевые пушки. Мелькнула крупная надпись:

«Кровавые бои в Эстее! Армия наступает на дьяволов! С нами Бог, Гром и Молот!»

У большого раешника «Всемирная Косморама» кричал горластый парень:

— Кошмар на востоке! Падение роковой двенадцатой звезды! Волшебный фонарь покажет всё — смерть, огонь и ядовитый газ! Снято с натуры!..

Принцесса пожала плечами. Когда успели — «с натуры»? Падение было позавчера…

Миновали патруль у портала дворцового парка. Суета улиц и площадей Руэна осталась позади, за чугунными решётками оград. Вдоль аллеи — ровные зелёные шпалеры из мелких, от корня сучковатых лип. На лужайках — белые статуи дам, гордых героев и нагих ручейных дев, за колоннадой дугой изогнулась голубая гладь пруда. Вот и летний дворец, нежно-бежевый, со скульптурами крылатых воинов на углах иссиня-серой кровли.

У подъезда кавалергарды салютуют тяжёлыми саблями. Можно поднять с лица вуаль.

— Доложите Его Величеству — покорнейше прошу государя-отца о личной аудиенции, — на ходу молвила Ингира статс-даме. — Ванну, парикмахера, мою стилистку. Откройте малую капеллу, я буду молиться.

Из-под козырьков блестящих касок кавалергарды провожали ан-эредиту взглядами. Не просто хороша — великолепна.

Высокая — правящий род Лагвардов отличается завидным ростом, — с красивыми чертами лица, черноволосая и сероглазая точь-в-точь как старший брат. Ингира была стремительна, легка и отлично сложена. Если Эриту, Красную деву Востока, салонные поэты сравнивали с жеребёнком, вступившим в пору зрелости, то Лазоревой деве Запада подходил образ царевны лесов — благородной оленихи.

— Батюшка, — почтительная дочь, она поцеловала руку Дангеро III, — счастлива видеть вас в добром здравии.

Государь принял её, одетый в повседневный бирюзовый мундир астраль-командора, без наград. Всякий раз он подчёркивал свою любовь к заоблачным ракетам и веру в мощь астрального оружия. Этот статный муж с ранней проседью в волосах становился увлечённым словно юноша, стоило заговорить с ним о махинах, на столбе огня уносящихся в зенит. Но Ингира его увлечение не разделяла.

— Вы так долго были заняты делами милосердия, дочь моя. — Дангеро с нежностью удержал тонкую ладонь принцессы в своей — жёсткой, с выпуклыми суставами. — Мы очень грустили в разлуке. Порадуйте нас с матушкой, останьтесь в столице неделю-другую.

Она невольно вздохнула, обводя глазами милую, с детства знакомую гостиную: тёмно-медовый шёлк на стенах, муаровые гардины, мебель на гнутых ножках. И старый камин с часами, изображавшими в бронзе семейное счастье — заботливый отец, добрая мать, к ним ластятся весёлые детишки.

Прежде Ингире казалось, что часы посвящены её семье. О, если бы!..

— Увы, государь, меня ждёт множество забот. Из Эстеи, с места падения звезды, везут сотни раненых. Монастырские обители святой Уванги переполнены. Всех надо разместить, утешить и ободрить. Кроме того, беженцы…

— Уверяю вас, доченька, у царя Яннара хватит средств, чтобы помочь им в беде.

Кому чего хватает — на сей счёт у Ингиры было своё мнение. Конечно, титул ан-эредиты заставляет чиновников кланяться ей и быть предельно вежливыми. Но когда речь заходит о деньгах на костыли, лекарства, масло и крупу… о, гром божий, такие гримасы скупости! Можно подумать, их вынуждают платить из собственного кошелька!

Ссылка батюшки на богатство Красного царя вызвала у Ингиры раздражение.