— Для этого необязательно ходить голышом, — пусть я не могу отбиться физически, словесный протест у меня никто не отнимет.
— Стесняешься собственного тела?
—Нет.
Я не стыжусь, но и не выхожу за рамки приличий. И если Рид привык, что перед ним охотно раздвигают ноги, это не означает, что и я стану. По крайней мере, по доброй воле.
— Тогда смотри и анализируй, — бровь в отражении едва заметно дергается. — Ты слишком зажата.
Ладонь с живота перемещается ниже, вызывая приступ паники.
— Потому, что вы трогаете меня! — я все еще надеюсь, что он остановится.
И Рид действительно замирает:
— Можешь ласкать себя сама.
Он ведь не всерьез? Неужели желание унизить настолько велико?
— Не буду! — в один голос со мной стонет гордость.
— Что ж, я давал тебе выбор, — наигранно вздыхает Рид, поддев крошечный треугольник стрингов.
Дернувшись, я стискиваю бедра в жалкой попытке задержать его руку.
— Мужчины чувствуют, когда от женщины веет сексом, — продолжает поучать он, проскальзывая пальцами под кружево. — И не упустят шанс подойти к ней.
Вторая ладонь спускается от горла к груди. Вздрогнув, я упираюсь затылком в крепкое плечо Рида.
Хватит! Пожалуйста, хватит!
На миг наши взгляды встречаются в отражении, и я вижу знакомые искры в его расширившихся зрачках — Рид снова провоцирует.
Я знаю этот сценарий, и в нем мне отводится роль, которой я вряд ли смогу гордиться. От напряжения я выгибаюсь под неестественным углом, но даже болезненному натяжению мышц не отсрочить неизбежное.
— Ты должна быть такой — уверенной и удовлетворенной, — сжав сосок, Рид дожидается моего жалобного всхлипа и входит в меня двумя пальцами. — И должна реагировать как женщина.
Заглушив новый стон, я прикусываю губу.
Не от боли — от собственной беспомощности. Тяжело осознавать свою слабость.
Я
— Почему ты сдерживаешься? — напористый палец ритмично надавливает на клитор в самой чувствительной точке — кажется, саркастичный гад знает мое тело лучше, чем я сама. — Разве тебе не нравится?
Хотела бы я солгать!
— Я… не…
Кожа почти полыхает, а Рид продолжает истязать, наращивая темп:
— Влечение — не порок. В этом не стыдно признаваться.
Губительное желание мне неподвластно. Когда-нибудь оно уничтожит меня.
Обведя дрогнувшее полушарие груди, Рид касается ямочки под солнечным сплетением. Пульс трусливо барабанит в его ладонь. Пусть это не насилие, и он не делает больно физически, но мастерски душит мою волю. Мое достоинство. Мою личность. Ломает под себя.
— Это… неправильно, — надо же, мой воспаленный рассудок еще способен возражать. — К человеку нужно испытывать… нечто большее, чем влечение…
Едва возбужденный член упирается мне в поясницу, я теряю мысль.
В прошлый раз такого не было, и я решила, что ему интересно лишь играть с жертвой — подчинять и унижать. Но оказалось, игра заводит и его самого.
Осознание будоражит до мурашек.
Рид не прекращает ритмично двигать рукой.
— Тогда скажи, что ты чувствовала к парню, на свидание с которым купила кружевной комплект?
Изумление проносится по коже легким морозцем. Откуда эта сволочь знает про белье?
— Сомневаюсь, что любовь. А ты ведь планировала с ним переспать, — он стискивает набухший сосок до легкой, но ощутимой боли, словно мстит мне за то, что я всего лишь собиралась сделать.
— Не ваше дело, — проглотив стон, огрызаюсь я.
В качестве наказания во мне оказывается уже три пальца. Я вскрикиваю, а Рид проталкивает их еще глубже, и уже с легкостью — влага между ног не сдерживает скольжения.
— Это было примитивное влечение, но данное обстоятельство тебя не остановило, — он вторгается и в мое тело, и в мысли.
Унизительная правота заливает мои щеки краской стыда.
— Признайся, то самое белье было на тебе, когда ты впервые кончила со мной?
От вкрадчивого шепота глаза застилает пелена.
Насаженная на пальцы Рида, я задыхаюсь от рваных стонов. С каждым толчком мои ягодицы прижимаются к его паху и настойчиво трутся, выпрашивая то, что я никогда не осмелюсь сказать вслух.
Не останавливайся. Просто не останавливайся.
Животное трение заводит. Покачивая бедрами, я синхронно повторяю выпады.
— Чувства часто путают с физиологией, — Рид наслаждается моей реакцией — у него даже голос меняется, становясь хриплым. — Но, как видишь, они абсолютно лишние.
Тело пронзают тысячи игл — по одной на каждую крошечную пору. Ну почему именно с ним меня захлестывает настолько сильное возбуждение? И почему, имея такое количество власти, Рид упивается ею? Неужели для самоутверждения ему до сих пор нужно демонстрировать значимость?
— Нужно говорить о желаниях, не стесняясь, — его зубы прихватывают кожу на сгибе шеи — он намеренно оставляет на мне метку. А потом проверяет, хорошо ли я усвоила урок: — Ты хочешь кончить?
Я не в состоянии ни говорить, ни устоять на трясущихся ногах. В голове полный хаос, в капиллярах бушует пожар, низ живота изнывает от нарастающего спазма.
— Отвечай, Китти-котенок, — Рид не оставит меня в покое, пока не услышит.