Ключ от опасной двери

Магии больше нет. И скоро не станет меня прежней, ведь нарушив закон, я предам собственные моральные принципы. Уподоблюсь Линн, хотя сама же ее и упрекала. Хотела бы я этого избежать, но другого расклада не существует — придется подчиниться.

Из зеркала в ванной на меня смотрит замученный зверек с землистой от страха кожей, но даже эта унылая оболочка не отражает и десятой доли отчаяния, которое медленно сгущается в груди колючим комком цемента.

Наспех умывшись и собрав волосы, я еще раз проверяю карман униформы — флакон на месте.

Только бы получилось! Торговаться с совестью я буду потом, когда все закончится. Сейчас важно лишь избавиться от Рида. И больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не возвращаться в Вегас.

Звонок стационарного телефона режет тишину как острый нож масло.

— Будь готова через пять минут, — предупреждает Дейдра.

Выкатив тележку из номера, я толкаю ее перед собой заледеневшими пальцами. В коридоре пусто, но я пугаюсь даже собственной тени. Акустика усиливает едва слышный скрип колес, и, кажется, что на шум вот-вот высунутся возмущенные проживающие.

Почему на этаже нет других горничных? Неужели им заплатили, чтобы у меня была возможность пробраться в люкс без свидетелей?

Возясь с неповоротливой тележкой, я то и дело трусливо оборачиваюсь к лифтам. Меня не отпускает предчувствие беды, пугающее сильнее угроз Рида.

Беги, Китти-котенок, беги! Беги, пока можешь.

От каждого шага скручивает живот.

Вдруг меня схватят? И что я тогда скажу полиции?

Магнитная карточка срабатывает со второго раза, и за эти две секунды сердце успевает замереть и затрепыхаться вновь с удвоенной силой. Шум воды слышен от двери — сенатор верен расписанию. Прошмыгнув к тумбочке со стаканом, я рывком вытаскиваю флакон, но плотно прилегающая крышкаупрямится, вынуждая чертыхаться.

Ну же! Я не могу торчать здесь весь день.

Звук душа внезапно затихает. Рискуя сломать ноготь, я сдираю заевший пластик и вытягиваю руку над стаканом.

Раз.

Первая капля образует круг на поверхности воды. За стеной сенатор прочищает горло.

Два.

К кашлю добавляется старческое шарканье ног.

Три.

Скрипнув дверью, сенатор выходит из ванной в отельном халате и тапочках.

— Я был уверен, что оставил табличку «не беспокоить», — не смутившись, он огибает перегородившую проход тележку.

— Прошу прощения, сэр, — нервно улыбаюсь я, успев спрятать флакон. — Она… висела другой стороной.

Актриса из меня никудышная, но сенатор не чувствует подвоха.

— Не могли бы вы убрать номер попозже?

— Разумеется, сэр. Извините, — я пячусь назад, выкатывая тележку в коридор. — Через час я вам не помешаю?

— Лучше зайдите через полтора, — миролюбиво кивает он. — У меня как раз встреча.

Чуть ли не бегом вернувшись к себе в номер, я мечусь от стены к стене как по раскаленным углям, пока меня не подхлестывает очередной звонок.

— Иди.

Прошло всего полчаса. К чему эта спешка?

— А если он еще не уснул?

— Иди! — со злостью шипит Дейдра и бросает трубку.

Уже без тележки я возвращаюсь к люксу. Прикрыв за собой дверь, я на мгновение прислоняюсь к ней, чтобы дождаться реакции, но сенатор даже не поворачивается на звук. Вытянувшись на кровати, он лежит поверх одеяла в том же халате, в котором появился из ванной. Белый тапок валяется рядом, а второй так и остался на ноге, смешно зацепившись за палец.

Крадучись подобравшись ближе, я присаживаюсь на корточки и достаю из кейса на полу увесистую черную папку.

Вот и все. Через несколько секунд я стану свободной.

Бросив извиняющийся взгляд на сенатора, я неожиданно напрягаюсь — в его позе есть что-то пугающе неестественное. Он лежит слишком неподвижно. Не всхрапнет, не дернет веком… и, кажется, не дышит.

Неужели я не рассчитала дозу?

Тело вмиг теряет опору и жесткость. Я словно без костей и суставов — не человек, а трясущееся желе.

В панике я стискиваю запястье сенатора, чтобы отогнать страшную догадку. Так и есть — пульс не прощупывается, кожа холодна, а грудь под махровым халатом не поднимается в такт дыханию.

— Господи, нет… — не чувствуя ног, я опускаюсь на колени.

В глазах мутнеет, цементный ком в груди рвется к горлу приступом тошноты. Единственное, что я вижу перед собой — бледное старческое лицо.

Сенатор Андерсон мертв.

Я его убила.

Онемевшие пальцы не в силах удерживать папку. Разжавшись, они выпускают ее, и на ковер вываливается… пачка белоснежных листов. Опешив, я тянусь за одним из них.

Какого черта?

Машинально переворачиваю — чисто. Хватаю следующий — снова ничего. Попытки обнаружить хоть строчку тщетны, в «документах» нет ни единой записи.

Если они вообще когда-нибудь были.

В полной прострации я поднимаюсь с пола и обвожу номер невидящим взглядом, стараясь не задерживать его на теле сенатора.

Отсутствие на этаже горничных. Якобы усыпляющий неизвестный препарат. Папка, которую нужно забрать в строго определенное время. Мелкие разрозненные детали как крошечные частицы мозаики складываются в ужасающую картину.

Рид готовил не кражу, а убийство. А я стала его орудием.