В приемной послышался стук сапог, бряцание амуниции и, игнорировав едва успевшего отскочить писаря, в залу, печатая шаг, промаршировали капитан и рядовой. Капитан щелкнул каблуками, единым движением снял шлем, расположив его на сгибе локтя под строго выверенным углом, и с истинно солдатской грацией опустил ладонь на рукоять меча, выражая готовность служить и защищать. Все это было выполнено с автоматизмом опытного офицера.
Рядовой, бодро прошагав до середины комнаты, честно попытался щелкнуть каблуками, издал какое-то шарканье, довольно чисто проманипулировал со шлемом и, после секундного раздумья, накрыл ладонью пустые ножны. Капитан Вадимир хмуро изогнул бровь в его сторону. Тот пожал плечами смущенно. Оба щеголяли свежими синяками под глазом, но не это удивило Воина.
Глядя на высокого, поджарого молодого человека, чье лицо с черной, едва оформившейся бородкой, обрамленное темными локонами, было хорошо схвачено загаром, Марк, впервые за два дня, почувствовал, как уходит напряжение из плеч. Он улыбался, наслаждаясь представляющимся зрелищем. Рядовой вдруг улыбнулся в ответ. Писарь замер, насторожившись, ожидая гнева своего вспыльчивого генерала. Вадимир ткнул подопечного локтем, но еще минуту Марк и Никита смотрели друг на друга с улыбкой.
Наконец, Воин разгладил лежащий на столе документ и с особым чувством наиполнейшего удовлетворения собственноручно вписал в пустые строки место назначения рядового Сокола. Писарь принял бумагу, пробежался по строчкам и вскинул удивленный взгляд. Улыбка Марка подтвердила — он не ошибся. Не вполне понимая, что происходит, но чувствуя, что угодил главнокомандующему даже больше, чем планировалось, писарь прочистил горло.
— Согласно высочайшему повелению его величества Ллерия, державного властителя сорока восьми провинций королевства Далион и белокаменной Мадры, распоряжением генералиссимуса Марка разбойника Сокола Никиту зачислить рядовым в гвардию Его Величества.
Подняв глаза на Вадимира, Воин добавил:
— Позже будет составлен приказ о вашем переводе в штат охраны дворца. Я желал бы, чтоб вы лично следили за обучением и службой рядового. — Он склонился к капитану и, придав голосу оттенок конфиденциальности, продолжил, — Рядовой Сокол — первый, кого мы зачисляем в ряды нашей доблестной армии по особому указу короля Ллерия. Его величество печется о моральном облике каждого своего подданного. И только такой бравый солдат, — Вадимир выгнул грудь колесом и снова прищелкнул каблуками, — может подать достойный пример и взять на себя нелегкое дело перевоспитания.
Капитан всем видом своим выразил понимание всей тяжести свалившейся на него ответственности и готовность погибнуть при исполнении высочайшего указа. Рядовой Сокол имел на лице выражение крайнего любопытства, граничащее с неприличием. Писарь являлся воплощением удивленного недоумения.
Марк был доволен.
***
Мягко ступая по темному граниту сводчатых зал, минуя бесконечные коридоры, коротко отвечая на любезные приветствия придворных, Горбун чувствовал себя неуютно. После почти полувека службы в Синдикате сподобиться такой чести, быть удостоенным приглашения на личную встречу с казначеем его величества Ллерия и правой рукой Мастера — легендарной главы Синдиката. Не многие добивались такого доверия. Горбун был и горд, и напуган. И потому шаги его невольно замедлялись, взгляд черных глаз внимательно скользил по сторонам, отмечая и новые детали убранства зал, и новую деловитую поспешность придворных.
Прекрасно понимая, что все эти перемены вызваны воцарением Ллерия, Горбун инстинктивно чувствовал, что причина их глубже и видел в них признаки того, как начал меняться мир.
И пока Горбун был снедаем сомнениями и страхом, ноги его, прекрасно знавшие дорогу, уже привели его на место. Высокие двустворчатые двери покоя охранялись двумя стражниками, и один взгляд на них заставил Горбуна застыть в изумлении.
Если первый был типичным образчиком гвардейца, немого, глухого и слепого, словом, вышколенного служаки, то второй, даже прилагая все свои силы, таковым не был. Его стройной фигуре не хватало окаменелости, в позе проскальзывала непростительная небрежность, и, хотя подбородок был поднят достаточно высоко, глаза были безобразно скошены к переносице в попытке рассмотреть Горбуна. Причем под левым красовался свежепоставленный фонарь.
— А! Господин Зор! День добрый!
Горбун с трудом оторвал взгляд от стражника, чтобы ответить на приветствие. Ему широко улыбался Воин. Гвардеец при виде главнокомандующего принял-таки более-менее надлежащий вид.
— Мои лучшие пожелания, генералиссимус.
— Любуетесь моим новым гвардейцем? Последний набор, по особому указу его величества Ллерия. Сокол!
Подойдя к стражнику вплотную, Воин заботливо поправил шлем, съехавший на бок, пробежался пальцами по кожаным ремням перевязи.
— Вот так мы создаем образцы честных и преданных воинов, добропорядочных граждан из любого, даже самого неподходящего материала. Каково?!