Клипер «Орион»

Машинист выиграл и, захохотав, взял из кучки три рубля.

Банкомет покачал головой:

— Нет чтобы проиграть своему пастырю.

— Так вы ж благословили!

— Благословил? Ты меня благословил, бери и помалкивай, сейчас этот супостат в раззор меня разорит. — Он выжидающе посмотрел на барона фон Гиллера, который шептался с Новиковым. Капитан-цурзее протянул растопыренную ладонь над деньгами.

— Ва-банк!

— Что это он бормочет? — испуганно спросил отец Исидор у артиллерийского офицера.

— Не придуривайтесь, отец, всем понятно, что барон идет на все.

— А ответ есть?

— Не хватит, я отвечаю.

— Ах, вон что! Вдвоем разорить меня задумали? Господь не допустит. На! — Он швырнул карту на стол. — Ну, немчура, вишь, как с одной паршивой марки разыгрался, по миру пустит, сатана нерусская.

Фон Гиллер едва заметно тянул карту.

Все стали следить, как фон Гиллер тянет карту, руки его мелко дрожали. К. нему пришел валет — два очка. Сложив карты, он сделал вид, что глубоко задумался, решая — брать еще или остановиться. Посмотрел на Новикова, тот пожал плечами, что тоже было хитрой уловкой, так как барон фон Гиллер набрал всего десять очков и ничем не рисковал, прикупив еще одну карту. Словно решившись на отчаянный риск, он протянул руку.

Опять барон фон Гиллер томительно долго тянул карту и, взглянув на нее, кивнул: хватит.

— Ну, шельмецы, набрали двадцать, чует мое сердце. Вот! — Отец Исидор шлепнул по столу картой, затем другой, раскрыл первую карту. — Шестнадцать! — сказал он в повел глазами по непроницаемым лицам партнеров. Никто ничем не выдавал, больше или меньше очков набрал фон Гиллер. — Была не была! — Он открыл бубновую десятку: перебор.

— Разорили, антихристы! Ну ничего, а у вас сколько? Четырнадцать? Отцы-святители! Видал, отрок? — обратился он к юнге, стоявшему в дверях. — Вот так, брат, всегда бывает, когда хочешь объегорить ближнего, смотришь, а у самого карман пустой. Уйдем из этого вертепа бесовского облегченные, да зато с чистой совестью.

Отец Исидор надел подрясник и встал.

— В долг поверим, — сказал Новиков. — Куда вы?

— В долг не играю, зачем обременять себя долгами? Да и душно здесь и скверно. Пойду погляжу на мир божий. Ведь вот так сидим в злобе и корысти, столько красоты может пройти мимо глаз наших.

— Что говорит этот жрец? — спросил барон фон Гиллер у. Новикова по-английски.

— Опять впал в полосу раскаяния. Сколько было в банке?

— Восемьдесят три рубля. Получите сорок один рубль. Пятьдесят копеек останутся за мной.

Новиков поморщился, ему претила мелочность барона.

— Оставьте их себе.

— Нет, что вы, мы рисковали одинаковой суммой.

— Ну дьявол с вами. Вам банковать, сейчас ударю на ваш полтинник.

— Пожалуйста. — Барон сдал карты и спросил: — Вы мне что-то хотите сказать, и, кажется, важное? Я вижу по выражению вашего лица.

— Да ничего особенного, опять где-то недалеко ваш пиратский крейсер идет на последних лопатах угля.

— И вы называете такое известие не особенным?

— Что толку. Сейчас он нам не нужен.

— Вы находите? Вас устраивает унизительное положение среди идейных противников?

— Нисколько. Вы забываете, что, пока мы совершаем эту увеселительную прогулку, история работает на нас. Дальний Восток стал сферой притязаний наших союзников…

— Но, господа, — сказал старший механик, — и так жара — мочи нет, а вы ведете разговоры на неизвестном нам языке. Барон, сдавайте. Иду на десятку…

Отец Исидор и Лешка вышли из каюты. Па корме матрос Гусятников рассказывал сказку о солдате Иване и прекрасной царевне Марье, царе Гвидоне и завистливых и бессовестных братьях Ивана. Гусятников рассказывал не спеша, делая большие паузы, когда нюхал табак, чихал и продолжал журчащим тенорком. Сказка была знакомая, матросы много раз слышали ее, но Гусятников каждый раз вводил новые эпизоды.

Журчала маслянистая вода за бортом. Печальная песня, доносившаяся с камбуза, обволакивала клипер грустью.

— Пойдем посидим с матросиками, — предложил юнге отец Исидор, — занятно брешет Гусятников. Сказки у него хорошие, жизненные. О! Слышишь? Иван его хочет не только царевну Марью себе взять, но еще царскую землю поделить промеж мужичков, а братья-то его цареву руку держат. Не хочешь?

— Нет. Я уже знаю, чем кончится.

— Вот и хорошо, коли знаешь. Приятно, когда тебе все известно и огорчений не предвидится.

— Нет, я люблю, когда не известно, что будет.

— Ой, Алексий, божий человек! Опасная эта стезя — неизвестность. Как наше плавание, да и вообще судьба человеческая. Ну иди к своему Лебедю, смутьяну и кудеснику, а я сказочку послушаю.

В радиорубке находилось много матросов, и среди них Громов, Трушин, Зуйков, баталер Невозвратный и Гарри Смит. Матросы расположились на койке, диване и даже на полу. В полнейшей тишине они следили за каждым движением радиста, выражением его лица и прислушивались к еле слышным прерывистым звукам радиосигналов, доносившихся из наушников.

Лешка Головин молча стал у дверного косяка. Радист кивнул ему, снял наушники.

— Ну?.. — не выдержал кто-то из матросов, сидевший в темном углу.

— Ничего особенного: где-то в Бискайском заливе французское судно «Бристоль» посылает «Sos».