Клинком и сердцем. Том 3

Лучано смотрел на маленькую Айлин и грандсиньора Бастельеро, купаясь в чувствах и мыслях Роверстана. Синьорина была так похожа на взъерошенного котенка! Забавная, умилительная… Храбрая и упорная… Она снова и снова пыталась преодолеть страх перед рапирой, а на самом деле - победить саму себя, девочку, которой внушали, что она неправильная, ненормальная, слабая. Все зашло еще не так далеко, и для опытного разумника это был такой же пустяк, как для умелого садовника выправить и подвязать поврежденную ветку… Ну кто просил Бастельеро вмешиваться? Еще и с очередными нелепыми обвинениями… Странник видит, лучше бы этот унылый рыцарь несчастной страсти попытался устроить свои любовные дела, чем подозревать всех вокруг в непотребствах!

Еще одна вспышка! Те же трое уже в саду…

- Достоинства магистра Роверстана общеизвестны и неизменно восхищают всех адепток… —услышал Лучано звонкий девчоночий голос, и синьорина захлопала ресницами.

Бастельеро, кажется, подавился очередной гадостью, которую хотел сказать, а Дункан изо всех сил держал лицо, но в кои-то веки у него это не получалось, потому что веселье распирало изнутри. Девчонка не поняла, что ляпнула, но это… это было восхитительно! Отвисшая челюсть некроманта, растерянность и злорадство… Благие Семеро, Бастельеро же радовался унижению Дункана, как он это увидел. Дункану было бы его почти жаль, если бы не все та же раздраженная усталость. Столько лет глупых попыток доказать свое превосходство в Академии, и вот теперь снова. Взрослый человек! Мэтр-командор и герой войны! А в душе все тот же обиженный мальчишка, которому непременно нужно превзойти всех и во всем, чтобы позволить себе капельку даже не любви к самому себе, а просто терпимости…

Лучано скользнул дальше, держась за чувства магистра, как за страховочную веревку. И увидел еще одну вспышку. Тоненькая рыжеволосая девушка с нежным серьезным лицом доверчиво тянется к нему, распахнув глаза. Одуряюще пахнет вишня, и далекие звуки музыки наполняют сад, а ее лицо - самое прекрасное, что может быть на свете, и это длится и длится на грани между мигом и вечностью…

В следующее мгновение он почувствовал, как его выталкивают из чужой памяти мягко, но решительно. Так мастер Ларци за шкирку убирал Аконита от лабораторного стола… Лучано заморгал, пробуждаясь, и едва не облизнулся - губы хранили восхитительный вкус чужого поцелуя. Такого же пряного, горячего и сладкого, как отпитый шоколад, но даже вкуснее!

- Нахал вы, юноша, — беззлобно сообщил Дункан. - Это я вам показывать не собирался. Но ладно уж. Теперь понимаете?

Лучано молча кивнул и вздохнул с восхищенным грустным сожалением. У него никогда не было ничего подобного, и быть не могло, но он еще как понимал!

- Да-да, юноша, — усмехнулся Роверстан. - Вот так живешь на свете несколько десятков лет и уже считаешь себя умным, осторожным, не поддающимся никаким глупым чувствам… А потом приходит маленькая девочка и на испытании швыряет в тебя стаканом.

- И… что? - растерянно уточнил Лучано.

- И все! - развел руками разумник. - Совсем все. Впрочем, вас это уже не касается… Не беспокойтесь, —добавил он деловитым тоном, — я приложу все усилия, чтобы как можно быстрее поставить вам и его высочеству блоки, прерывающие связь на всех уровнях. Его светлость канцлер настаивает на коронации в самом скором времени, он уже начал подготовку. И к моменту, когда его высочество переселится во дворец, вас уже не будут волновать чужие чувства.

Лучано понятливо отставил чашку с недопитым шоколадом и, встав, поклонился.

- Благодарю, грандсиньор, — сказал он почтительно, на этот раз выкинув из головы всякие глупости. - Не сомневайтесь, я очень ценю ваше доверие и расположение.

- Надеюсь, — уронил магистр гильдии разума, человек, нечаянно обменявшийся с Лучано тайнами, которые легко могли привести любого из них на плаху. - И простите, что сегодня я был так негостеприимен. Думаю, мы еще не раз выпьем по чашке шоколада…

***

За дни, проведенные на Барготовом холме, каковое название к нему приклеилось уже вполне официально, Грегор извелся от скуки и ощущения бессмысленности происходящего. Если бы он, как Райнгартен, видел смысл в происходящем, было бы легче, но клятый стихийник напрочь отказывался поделиться хоть какими-то результатами, утверждая, что сам еще ничего не понимает.

Грегора так и тянуло поинтересоваться, что, в таком случае, они все здесь делают, но он сдержался, видя, что Райнгартен работает исступленно, до кругов под глазами, что уже само по себе было чудом - на памяти Грегора этот холеный любитель удобств никогда так не выглядел. Разве что перед битвой за Академию.