Клинки Юга

– Да-да-да, – спохватился Линар, услыхав такие красноречивые нутряные звуки, – завтрак скоро будет. Я прикажу, чтоб вам принесли сюда.

Он ушел, а Фредерик стал умываться. Вытерся широким полотенцем, надел чистую рубашку и штаны, которые ждали на одном из табуретов. Затянул завязки на вороте и рукавах и отметил про себя, что уже отлично справляется одной рукой.

Изрезанная щелями дверь чуть слышно скрипнула, в комнату бесшумно скользнула глазастая Дина с подносом в руках и небольшой корзиной на локте. Она устроила ношу на стол, достала из корзины две чашки, размером и формой схожие с яйцом, маленький чайник с плетеной ручкой и глубокую тарелку, накрытую салфеткой. Приготовив стол для завтрака, она ступила в сторону и низко поклонилась Фредерику.

Король оценивающе посмотрел на нее и остался доволен: выглядела Дина намного лучше, чем в ту неспокойную ночь. Лицо девушки почти полностью избавилось от синяков и ссадин, которыми наградил ее Галер; темные волосы были аккуратно собраны в косу и завернуты вокруг головы венцом; не стало прежних лохмотьев – их заменили длинная белая рубашка с веселой вышивкой по вороту, и верхняя, безрукавная туника из коричневого полотна, прихваченная в талии узким черным пояском. На шее Дины красовались бусы из мелких желтых камушков, в ушах поблескивали серьги, и это больше всего порадовало Фредерика: значит, она постепенно оправлялась от кошмара, носившего имя Галер.

Король кивком поблагодарил девушку за заботы, сел за стол и взялся изучать принесенное. Дернул полотенце с подноса и улыбнулся: из глубокой миски казали румяные бока круглые пирожки, в пузатом глиняном горшочке ожидала бобовая каша с мясом, на деревянных тарелках – маленькие, поджаристые колбаски и некие толстые, зеленые, в темные крапины, стебли, по виду – очень сочные.

– Это что? – спросил он Дину.

– Это степной лук. Он вкусный. И здоровья вам прибавит, светлый господин, – ответив, девушка вновь низко поклонилась.

Фредерик удивленно приподнял брови:

– Почему ты меня так называешь?

Девушка улыбнулась, но глаз на него так и не подняла:

– Вы же светлый. Очень светлый. И волосы, и лицо, и руки, и глаза. И то, что вы спасли меня, и наказали Галера, и помогли всем в Малех-Кури, – это светлое, доброе дело…

– Что ж, – пробормотал молодой человек, берясь за ложку. – Проверим, каков на вкус этот ваш лук. А ты не стой, присядь где-нибудь.

Дина послушно опустилась на один из табуретов и сложила руки на коленях – узкие красные ладошки. Короткие пальцы с мелкими, круглыми ногтями принялись теребить концы пояса. Фредерик отправил в рот первую ложку каши, прожевал и начал беседу; ему хотелось, чтоб девушка вела себя менее скованно:

– Тебе сколько лет?

Она вздрогнула, моргнула пару раз, словно удивилась, что с ней заговорили, потом ответила, еле слышно:

– Пятнадцать.

– Ты ведь тут недавно. Откуда сама?

– У моих родителей был небольшой караван из мулов и ослов. Сколько себя помню, мы возили товары через степи и пустыню. Всю Азарию вдоль и поперек изъездили. А два месяца назад караван наш разграбили какие-то бандиты. Недалеко отсюда случилось – на водопое. Там обычно всегда тихо и мирно, но сейчас все в Азарии по-другому… Маму, папу убили. – Губы Дины при этих словах задрожали, и ей пришлось смолкнуть, чтоб не дать прорваться слезам. – Тогда почти всех в караване убили: погонщиков, охрану, торговцев. Кого не убили, в рабство забрали. И меня забрали. Чтоб продать. И продали чуть позже: за пару золотых в Гали-Курь, – тут она зубами невольно скрипнула и затихла, с такой силой сжав кулачки, что костяшки побелели, а пальцы хрустнули.

– Что дальше будешь делать? – спросил Фредерик, не желая, чтоб она надолго погружалась в мрачные воспоминания. – Здесь останешься?

– О, нет! Нет! – Дина внезапно громко вскрикнула, бросилась к ногам молодого человека – тот от неожиданности дернулся и даже колбасой поперхнулся. – С вами, светлый господин! С вами я хочу! Уехать! Уехать отсюда!

Уцепившись за колено короля, уткнувшись лицом в его бедро, она заплакала, тихо, жалко и очень горько. Так плачет одинокая, обиженная сирота, которой некому пожаловаться, не от кого ждать утешения и ласки, и осталось только одно – поверять свою кривду слезам. Фредерик сперва растерялся, но затем погладил Дину по голове, заговорил тем голосом, которым разговаривал с Мартой, вполголоса и бархатно:

– Ну-ну, малышка. Зачем же так плакать? Ты совсем не жалеешь свою красоту.

Дина наконец подняла на него глаза – большие, черные, наполненные слезами, удивленные:

– Я? Красивая?

– Конечно, – уверенно ответил король. – А разве кто-то говорил тебе обратное?

– Н-нет.

– Потому что это было бы неправдой – сказать тебе, что ты некрасивая. Ты очень красивая и милая, и впереди у тебя – много хорошего. – Говоря, Фредерик ловил пальцем слезы на ее щеке и смахивал их в сторону. – А я на этот счет не ошибаюсь.

Девушка уже улыбалась. Вытерла глаза рукавом, всхлипнула последний раз и спросила:

– Но вы же возьмете меня с собой, светлый господин?