Анник выпустила еще одну стрелу, но Балендин презрительно шевельнул пальцем, и она улетела в ночную темноту. Каден держал арбалет на изготовку, положив палец на спусковой крючок, но от его стрел будет не больше проку, чем от лука снайперши. «Талал, – гневно подумал Валин. – Талал, вот кто нам нужен!» Однако лич еще не пришел в себя после воздействия адаманфа: он слабо копошился на земле, пытаясь подняться на колени.
Некоторое время Балендин рассматривал его.
– Надеюсь, ты понимаешь, – сказал он, обращаясь к Талалу, – что, будучи таким же личем, я отношусь к тебе с величайшим уважением. Мы, немногочисленные счастливцы, столь ненавидимые миром и в то же время столь благословленные богами – мы должны держаться заодно. Поэтому ты должен понять, какую боль мне приносит необходимость поступить с тобой вот так…
Камень размером с Валинов кулак вылетел из темноты, запущенный невидимой рукой, и врезался Талалу прямо между глаз, свалив его обратно на землю.
– А теперь, – продолжал Балендин, удовлетворенно поворачиваясь к Анник, – лишь потому, что мне надоело отмахиваться от твоих стрел…
Еще один камень сорвался с земли, повисел, вращаясь в воздухе перед личем, и со свистом рванулся сквозь ночь, с отчетливым треском впечатавшись в лоб Анник и оставив на нем рваную рану. Ее колени подогнулись, и она упала.
– Балендин, – проскрежетал Валин, выигрывая время, – ты никогда не победишь!
Лич расхохотался. Звук его смеха был наполнен язвительностью и весельем.
– Никто никогда не говорил, что тебе не хватает храбрости, – ответил он, качая головой. – Но с сообразительностью беда, это точно.
Три следующих камня повалили Лейта, Гвенну и Тристе, словно быков на бойне – их глаза потускнели, руки безвольно сжимали оружие. Валин не мог понять, дышит ли еще кто-нибудь из них, живы ли они вообще.
– У меня нет слов, чтобы передать тебе, как я сожалею о потере столь восхитительной эмоции, – сказал Балендин и, пожав плечами, добавил: – Но рано или поздно от них приходится отказываться; к тому же, учитывая, сколько ненависти из тебя хлещет, я все равно чувствую, что способен сорвать вершину с этой горы.
– Что ты с ними сделал? – спросил Валин, чувствуя слабость при мысли о возможном ответе.
Лич пожал плечами.
– Ничего необратимого. Пока что. Я предпочитаю тешить Юрла иллюзией того, что он контролирует крыло, а у него иногда возникают… необычные идеи относительно военного устава. Особенно когда речь заходит о пленных женского пола. Трудно сказать, которая сможет больше его порадовать. Эта восхитительно коварная молодая сучка, – он кивком головы показал на Тристе, – несомненно, главная добыча, однако всегда можно найти определенное удовлетворение и когда трахаешь разгневанную женщину, пока она не начнет покорно всхлипывать.
Каден сделал полшага вперед. Его арбалет был направлен прямо в грудь Балендину.
– Кто ты? – спросил он. Это были первые слова, произнесенные им за всю ночь.
Валин посмотрел на него. Если его брат и чувствовал страх, выступая против лича, прошедшего кеттральскую подготовку, он ничем этого не показывал. Он смотрел на Балендина, как мясник, разглядывающий кусок мяса, словно прикидывая, откуда лучше начинать резать. Ветераны кеттрал на островах были люди хладнокровные, владеющие собой, но это… Казалось, Каден вообще никогда не слышал о том, что такое страх.
Лич, однако, явно наслаждался моментом.
– Я Балендин Айнхоа, солдат кеттрал, лич в составе крыла Сами Юрла, служащего императору Аннура Кадену уй-Малкениану. – Он подмигнул. – Подозреваю, что это ты, по крайней мере, еще на какое-то время… Кажется, перед нами стоит сложная задача – решить, то ли твой брат умрет у тебя на глазах, то ли, наоборот, ты умрешь первым, а смотреть будет он. Впрочем, как говорится, под конец все будут довольны.
Если угроза и обеспокоила Кадена, он этого не показал. Он просто продолжал стоять, устремив на лича взгляд своих спокойных сияющих глаз, и впервые с начала их поединка Валин увидел, что уверенность Балендина поколеблена.
– Как тебе несомненно сможет подтвердить твой брат, – продолжал лич, – я снискал себе определенного рода славу тем, что убиваю людей медленно, кусочек за кусочком.
– У нас всех есть свои излюбленные занятия, – отозвался Каден так, словно они обсуждали методы прополки огорода.
Балендин поморщился.
«Это не работает! – понял Валин. – Каден ничего не чувствует, ни страха, ни гнева!»
Он не понимал, как такое может быть, но по всей видимости, его брат не ощущал вообще ничего.
Затем, в мгновенной вспышке озарения, он понял, что сейчас произойдет.
– Каден! – начал он. – Тебе нужно…
Однако тот уже поворачивался к нему, вытаскивая свой короткий нож. Он занес его стремительным движением, одновременно с криком Балендина. Валин встретил взгляд своего брата – это ледяное, далекое пламя…
«Любви он тоже не чувствует, – понял он в тот момент, когда Каден яростным ударом опустил нож, как кувалду, ему на голову. – Ни скорби, ни сожалений…»