Клятва всадника ветра

<Мир, брат, - сказал Уолшарно, стряхивая с себя шок от спокойного заявления Томанака, когда он осознал боль и вину, наполняющие мысленный крик отрицания Базела. <Ты никогда никуда не потащишь меня против моей воли. Когда я выбирал тебя, я выбирал, зная, что ты защитник, зная, к чему это может привести. Я был удивлен, но Он прав, и если ты подумаешь об этом, то увидишь, что это так. Я охотно и с радостью принял решение разделить любую судьбу, ожидающую тебя - какую бы судьбу мы ни выбрали для себя - с полным осознанием того, что ты был защитником... и что немногие защитники умирают в мире, окруженные теми, кто их любит. Мне просто никогда не приходило в голову, что, поступая таким образом, я сам мог бы так близко подойти к силе Света. >

<Но ты подошел, Уолшарно,> мягко сказал Томанак. <И это так похоже на вас - и Базела - принять такое глубокое решение так быстро, так бесстрашно. Великое сердце узнает великое сердце, когда они встречаются, как вы встретились. И все же Базел имеет право бояться за тебя, стремиться защитить тебя - быть уверенным, что он не "потащил" тебя к судьбе, которую ты принял неохотно. И поэтому я спрашиваю тебя, примешь ли ты присягу на мече мне как первый защитник среди скакунов?>

<Я сделаю это>, - голос скакуна зазвенел в подземельях разума Базела. Часть градани отчаянно хотела запретить это, помешать Уолшарно так неизбежно связать себя с той судьбой, которая ожидала самого Базела. Но другая часть признала, что было слишком поздно предотвращать это. Что с того момента, как Уолшарно добровольно связал себя с ним, их судьбы соединились. И другая часть его признавала, что он не имел права запрещать Уолшарно это. Что это было право скакуна - его брата - сделать выбор самому.

<Клянешься ли ты, Боевой Рассвет, сын Летнего Грома и Гордости Утра, в верности мне?>

<Я клянусь.> "Голос" Уолшарно был таким же глубоким, таким же размеренным, как у самого Томанака, наполненный всей уверенностью и силой его могучего сердца.

<Будешь ли ты уважать и соблюдать мой кодекс? Будешь ли ты верно служить силам Света, прислушиваясь к приказам своего собственного сердца и разума и всегда борясь против Тьмы, как они того требуют, даже до самой смерти?>

<Я так и сделаю.>

<Клянешься ли ты моим Мечом и своим собственным мастерством в битве проявлять сострадание к нуждающимся, справедливость к тем, кем ты можешь командовать, верность к тем, кому ты решишь служить, и наказание к тем, кто сознательно служит Тьме?>

<Я клянусь.>

<Тогда я принимаю твою клятву, Уолшарно, сын Матигана и Йортандро. Пусть ты всегда будешь нести себя и своего брата на служении Свету.>

Глубокий, звучный колокол зазвенел где-то глубоко в глубине души Базела Бахнаксона. Единственная музыкальная нота окутала его, обвилась вокруг него и Уолшарно, и когда она пела, как голос самой вселенной, присутствие Уолшарно сияло рядом с ним, как само Солнце Битвы, в честь которого он был назван. Сила и сущность самого Томанака были вложены в это великолепное сердце пламени, и Базел почувствовал все мириады связей между ними тремя. Это было непохоже ни на что, что он когда-либо чувствовал раньше, даже в тот момент, когда он и Керита почувствовали и испытали с Вейжоном в тот момент, когда Томанак принял его клятву меча.

<Сделано - и хорошо сделано! > Глубокий голос пел из глубин их объединенных душ, глубокий и торжествующий, радостно приветствующий и окутанный громом грядущей битвы. <Трепещи, о, Тьма! Трепещи перед приходом этих моих мечей! >

Глава сорок первая

- Госпожа была права - они дураки!

Трихарм Халтару, который выглядел таким же человеком, как Джергар Шолдан - и был им - обнажил острые как бритва зубы в злобной улыбке. Звезды мерцали над головой, их драгоценная красота была безразлична, а полумесяц молодой луны низко висел над восточным горизонтом. Он стоял рядом с Джергаром на вершине невысокого холма над пещерой, в которой они провели дневные часы, и его глаза сверкали смертоносным зеленым светом его истинной природы.

- Конечно, Госпожа была права, - резко ответил Джергар, - но она никогда не называла их дураками.

- Конечно, она это сделала! - зарычал Трихарм. - Ты такой же большой дурак, как они? Твой разум и память подводят, как у шардона? Или ты называешь меня лжецом?

Он впился взглядом в Джергара, сжимая пальцы, и неприкрытая ярость витала между ними. Затем правая рука Джергара взметнулась вверх и нанесла ужасный, сокрушительный удар. Звук удара был похож на треск дерева в ледяном лесу, и голова Трихарма откинулась в сторону, когда дикая сила сбила его с ног. Он отлетел назад почти на десять футов, прежде чем ударился о травянистую вершину холма и заскользил, и его пронзительный вопль ярости разорвал ночь, как кинжал проклятого.