Клятва при гробе Господнем

Вот в тот самый час как он родился, в Клопском монастыре некий блаженный муж, именем Михаил Юро-дец… да ты его знаешь!.. (Гудочник наклонил голову в знак согласия) ударил в колокол и начал клепать сильно. Сбежался народ, испугался и повел блаженного ж владыке Евфимию. Пока вели блаженного мужа, он вопил нелепым образом, глаголя велегласно: «Горе Новуграду! Гибель Новуграду! Преходит Новгород!» Приведенну же ему ко владыке Евфимию и не престающу кричать, вот что сказал он: «Знайте, новгородцы, что в сей день родился в Москве у великого князя сын, именем Тимофей, а сущее имя ему: Иоанн. Сей победит грады и народы, прославится до конец земли, спасет православие и Новгородом преобладает: гордыню вашу упразднит, в свою волю приведет вас, самовластие ваше разрушит, самовольные обычаи ваши изменит и за ваше непокорство и сопротивие многу беду и посечение, и плен над вами имать сотворити, а богатство ваше н села восприимет…»

– Только? – спросил Гудочник, когда все замолчали после сего рассказа.

«Нет, не только! – сказала Марфа. – Если, в самом деле, богу угодно разрушить силу и славу Новгорода, то да совершится сие на костях наших и на пепле домов наших! Я постыжду вас – я первая пойду умирать, и вот у меня четыре сына: пока Иоанн вырастет на гибель Новгорода, они также вырастут на защиту отчизны, и Марфа обречет их на погибель. Победа и слава в руце божией; но честь и жизнь в воле человека, а мертвые не стыдятся!»

– Мертвые срама не идут! – воскликнули все, воспламененные речами Марфы. – Так, так, жена доблестная! ты стыдишь нас…

«Оно так, да не так…» – проворчал Осип Терентьевич.

– Стыдись, новгородец! – воскликнул Гудочник. – Смотри на меня: я пережил родину свою, но не пережил мысли положить за память ее свою голову, и пока жив буду я, один суздалец – Суздаль не погиб!.. Постой: мне еще пришла мысль вот какая: кажется, Михаил Юродивый родня, по женскому поколению, Великому князю московскому?

Замечание Гудочника поразило самого Осипа Терентьевича. Новгородская кровь разыгралась, и, при удвоенных чарах, забыто было и поедвещание и опасение. Гости пошли, весело напевая:

Не бывать Торжку Новым-городом,
Не бывать Новугороду Торжком;
Не поить москвичам коней в Волхове,
Не владеть Новым-городом Москве!

Гудочник увернулся от них и возвратился к Марфе. «Бегу на пир к Марку Памфильевичу, – сказал он, – и воротился только спросить тебя о Владыке… Что ты загрустилась, Марфа Ивановна?»

– Могу ли не грустить, слыша, что говорят новгородские сановники! Как не сбыться предвещанию об Иоанне!… Ох! если бы я могла передать им хоть мою, бабью душу!..

«Все Бог исправит, и от камения воззовет глас спасения. Скажи мне о Владыке».

– Я сладил с ним, – отвечал один из новгородцев, – и теперь остался нарочно здесь, сказать тебе, что Владыка завтра благословит Новгород – только не воевать Москву, но подать помощь бедствующему князю, и быть примирителем князей враждующего рода Димитрия Донского, да отвратятся бедствия от земель русских!

«Ну, в словах не велико дело, только бы благословил. Прощайте!»

Пока у роскошной хитрой Марфы пировали почетные сановники, молодежь боярская почетная и лучшие воители гуляли у Марка Памфильева, купеческого старосты. Туда отправился Гудочник, и здесь было совсем противоположное зрелище: Шемяка находился тут первым гостем и, разогретый удалью, вином, надеждою, пленял своим разговором, молодецкою поступью, обещанием восстановить славу Новгорода битвами. О политике не думали, выгод не рассчитывали. Хозяин, первый враг московский, через тридцать лет потом погибший в тюрьме московской вместе с Марфою, не жалел вина и ласковых слов, и шумная беседа оживлялась громкими песнями.

На другой день, ранним утром, зазвонили на вечах по всем Концам новгородским. Народ сбегался на них толпами, и после благовеста поздней обедни ударили в звонкий вечевой колокол перед соборным храмом Святой Софии. По всему городу раздался и зазвенел серебряный его голос, и на призыв его устремились к Святой Софии с концовых веч. Народ наполнил всю Софийскую площадь и шумел, будто рой пчел, встревоженных в улье. Явились посадники. Прежде всего возвестили они о победе, какую Бог даровал Новгороду над ливонскими крестоносцами: воеводы новгородские разбили гордого мейстера[169], так что он едва мог убежать сам.

Радостный шум раздался при сем известии в толпе народной. «Непотач Крыжовникам! – кричали разные голоса. – Знай наших! Спасибо воеводам!»