Клятва на мече

Чонг подобрал одну из щепок, задумчиво повертел в руках и подумал, что Учитель попросту его дурачит, скрывая свой возраст. Немного коричневой краски на лице, чтобы оттенить морщины вокруг глаз, немного седины в острой бородке… А сколько лет ему на самом деле – кто знает…

– Запомни: большая сила может родиться только в расслабленном теле. Она возникает в ступнях: это росток. Развивается в коленях, бедрах и животе: это ствол дерева. Вырывается на свободу – в руках. Это ветви. А ветви должны быть гибкими, чтобы не стать мертвыми. В этом и состоит искусство «Облачной ладони». Вставай-ка, хватит отдыхать. Ты и так потерял много времени…

Чонг, видимо, забылся на несколько мгновений, измученный борьбой. А в себя пришел оттого, что ощутил: барсенок перестал дышать.

– Не смей! – закричал он. – Не смей! Не смей!!!

Бьет не ладонь, она лишь указывает направление… Толкает все существо, вся энергия, рожденная в ступнях ног, умноженная десятикратно в бедрах и животе, стократно – в плечах, тысячекратно – в кончиках пальцев… Чонг зажмурил глаза, представляя себя мягким и тягучим, будто густое белое облако.

– Не смей, – велел он барсенку.

И вдруг понял, что пытался втолковать ему старый мастер. Тело словно взорвалось невиданной силой. Камень пошатнулся… Видимо, это движение причинило барсенку боль, и он еле слышно застонал. Чонгу этот стон показался прекраснейшей музыкой, заполнившей сердце.

– Держись! – приказал он.

Откат назад. Низ живота тяжел и горяч, словно… Словно он проглотил раскаленный шар! Еще ни разу за все время занятий ему не удавалось войти в это состояние. А тут…

Он не сразу понял, что тяжеленная глыба отвалилась в сторону. Ему было не до того, чтобы радоваться успеху. Барсенок едва дышал, высунув посиневший язык. Сейчас он вовсе не напоминал грозного хищника – это был просто перепуганный насмерть подросток. Подросток, который неожиданно для себя впервые увидел смерть. Близко, в каких-то двух шагах. Не слишком удобный момент для того, чтобы скалить зубы.

– Я в тебе не ошибся, – услышал Чонг за спиной. И спросил:

– Он будет жить, Учитель?

Мастер наклонился над зверем и быстрым движением ощупал его задние лапы.

– Учитель…

– Он обречен, – тихо сказал он.

Барсенок замер – кажется, даже перестав дышать. Будто и до его кошачьих мозгов докатился страшный смысл этого слова.

– Нет, – прошептал Чонг. – Нет. Вы же можете ему помочь. Вы знаете секрет! Помогите ему!!!

Таши-Галла медленно покачал головой:

– Молодой организм иногда творит чудеса. Нам остается только надеяться.

Барс выжил.

Он еще не совсем оправился даже спустя полгода и лежал на подстилке из пахучих трав, которую Чонг приспособил для него. Задние лапы покоились в специальных жестких повязках, покрытых для прочности обожженной глиной. Отвар из лунного корня, которым Чонг поил своего пациента, одновременно восстанавливал силы и действовал как снотворное. А как иначе объяснишь несмышленышу, почему нельзя раньше времени немножко побегать, скинув тугие повязки, и вволю поиграть с новым другом на лужайке?

– Я назову тебя Спарша, – тихонько проговорил Чонг.

Барс зевнул, посмотрел на человека мутноватым глазом и снова погрузился в сон.

Часто пещеру, где Чонг держал зверя, посещал Таши-Галла. Барс поначалу угрожающе скалился, но, наверное, Учитель умел разговаривать на языке животных и птиц. Он мягко и успокаивающе сказал что-то, погладил Спаршу за ушами и присел рядом с Чонгом, который ворошил угли в жаровне короткой палочкой.

– А ты изменился, – проговорил мастер, и Чонг уловил нотку грусти в его голосе.

– В тот день, когда вы сказали мне, что Спарша не выживет, я нагрубил вам, Учитель. Я вел себя недостойно.

– Пустое, – махнул тот рукой и как бы между прочим спросил: – Джелгун тебя не обижает?

– Не знаю… У меня нет времени, чтобы обращать на это внимание. Я… Я стал меньше заниматься, Учитель. Я реже тренируюсь, овладевая искусством «Облачной ладони», реже размышляю над священными текстами. Мне кажется, я сделал шаг назад.

– Ты чувствуешь неудовлетворенность?

– В том-то и дело, что не чувствую! – с отчаянием сказал Чонг. – Меня как будто устраивает такое положение вещей! Я боюсь.

Он помолчал.

– Во мне будто живут два разных человека. Один нашептывает, что я никогда не смогу отказаться от земной юдоли, что жизнь этого зверя для меня дороже, чем божественное просветление, и, значит, я не могу быть монахом, служителем Будды…